Лин Картер - Небесные пираты Каллисто

— Конечно, я так и сделаю, — ответил я. — Но что тебе Зантор, почему ты хочешь его спасти?

Он пожал плечами.

— Для меня он ничто. Но, говорят, он джентльмен и человек чести. Я презираю Панчана, этого позолоченного любовника, мне не хочется видеть, как он подло одолевает хорошего человека. Теперь отбрось меня в сторону, когда я скажу… нет, сначала я должен подобрать топор… д ав ай !

Я развернулся и выпустил его, делая вид, что он вырвался силой. Он отскочил и исчез в толпе, и, я уверен, никто ничего не заметил. Я осматривался, вытянув голову, ища в толпе Зантора. И нашел его — лицом к лицу с Панчаном.

Взревели трубы, перекрывая шум, привлекая внимание к дуэли чемпионов. Панчан, обнаженный, если не считать сандалий и полоски на бедрах, выставляя напоказ свое великолепное золотое тело перед восхищенной толпой, поднял руку и предложил Зантору выпить в честь будущего победителя. Это был благородный жест, и толпа буйно зааплодировала. Предводитель та ри ан принес бутылку вина и два золотых кубка; Зантор ожидал с бесстрастным лицом, опираясь на копье, а Панчан ловко наполнил кубки и с ухмылкой протянул один из них копейщику.

И вдруг я понял смысл слов Эргона — «что-то в чаше вина». Ужас охватил меня. Я знал, что в чаше, из которой выпьет Зантор, сильный наркотик. Он начнет действовать через несколько минут. Наркотик ослабит и одурманит Зантора и сделает его легкой добычей для топора Панчана или стройной, с золотой рукоятью рапиры, которой он так гордится.

Я отчаянно пробивался сквозь толпу воинов, расталкивал их локтями, чтобы подойти к месту, где лицом друг к другу, держа кубки в руках, стояли Панчан и Зантор. Вот они подняли кубки, приветствуя друг друга.

Времени для объяснений не было. Бросившись вперед, я выбил золотой кубок из руки Зантора. Арена удивленно смолкла. Я стоял тяжело дыша, вспотев под повязкой, закрывавшей мои светлые волосы и лицо. Зантор удивленно смотрел на меня. Но Панчан побледнел от гнева, его влажный рот дергался, глаза дико сверкали — как будто это из его руки я выбил кубок.

В следующее мгновение он поднял топор и прыгнул ко мне легким тигриным прыжком. Может, хотел как можно скорее заставить меня замолчать, прежде чем я обвиню его в попытке одурманить или отравить противника.

И я начал сражаться за свою жизнь — с самым известным борцом гладиаторов Занадара!

Защищаясь, я пятился от яростного натиска Панчана. Краем глаза я видел изумленное лицо Зантора. Битва вокруг нас прекратилась; трибуны смолкли и превратились в молчаливые стены из замерших лиц и широко раскрытых глаз. Но я был слишком занят, оставаясь живым, чтобы обращать на что-нибудь внимание.

Гладиаторский топор — тяжелое, неуклюжее оружие, требующее значительной силы рук. В руках Панчана стальной топор казался легким, как перышко. Он резко свистел, разрезая воздух, когда Панчан описывал им смертоносную восьмерку. И очень скоро мои отчаянные попытки отвести его мощные удары закончились бедой: сверкающее лезвие глубоко впилось в твердое черное дерево, расколов его в щепки. Мгновением позже древко моего копья сломалось. Панчан разрубил его надвое искусным ударом; у меня в руках оставался обломок не длиннее ручки метлы, и им мне предстояло защищаться от величайшего бойца арен Занадара.

На трибунах толпа затаила дыхание в злорадном предвкушении убийства. Могучий Панчан до сих пор только играл, теперь он сблизится и убьет — благодаря какой-то телепатии я читал это в напряженных лицах и голодных глазах зрителей. И, по правде говоря, редко кто мог продержаться против Панчана Золотого так долго; не могу объяснить, почему он уже не нанес смертельный удар; может, гнев ослепил его и нарушил координацию движений. Действительно, он дрожал от ярости, в глазах его горели безумие и гнев — гнев избалованного ребенка, внезапно лишившегося любимой игрушки. На дергающихся губах его появилась слюна, он фыркал и плевался, как разъяренный кот. Это было бы почти забавно, если бы дело не шло о жизни и смерти.

А смерть была очень близка ко мне — всего в нескольких секундах. Еще мгновение, и он захватит обломок древка в крюк на верху своего топора и вырвет привычным движением железного запястья. Потом топор взметнется и со свистом опустится, чтобы утолить алую жажду в моем теле.

Ничего не оставалось делать — и потому я сделал то, чего Панчан никак не ожидал. Часто в моменты крайней опасности я обнаруживал, что выход в совершенно неожиданном поступке. Это не раз спасало меня от смерти раньше, спасло и сейчас.