Лин Картер - Тонгор и Пираты Таракуса

На закате солнца в бухту Царгола медленно вошел корабль. Стоял зорах — третий месяц осени двенадцатого года царствования Тонгора Могучего.

Приближалась ночь. Багровое солнце медленно погружалось в кипящий золотой океан на западе. Черные крылья ночи уже нависли над миром. На восточной стороне небосклона замерцали огоньки первых вечерних звезд. Скоро Илана, госпожа Луна, зальет землю своим холодным серебряным светом, но пока что Эдир, Бог-Солнце еще царственно рассылал последние лучи со своего смертного одра в западном океане.

Царгол, город, выстроенный из красного камня, стоял на побережье Южного моря. Высокие башни и мощные стены защищали его от нападения врагов. Богатые дома и величественные храмы говорили о богатстве города, раскинувшегося на берегу залива. В тот вечер его жители наслаждались хорошей погодой и прекрасным закатом, сидя на террасах своих домов или прогуливаясь по широким улицам.

Корабль зашел в залив никем не замеченный, ибо на его мачтах и носу не горело ни единого фонаря. Величественная трирема прошла за мол, рукотворную каменную гряду, построенную, чтобы смирить врывающиеся в залив могучие волны. И только за молом зоркий стражник на одной из башен заметил приближающийся в сумерках корабль и поднял тревогу.

Зазвенел гонг. Вспыхнули факелы. Стража, схватив горящие фонари, взбежала на стену, чтобы выяснить, какой же дерзкий мореплаватель осмелился войти в порт Царгола не зажигая огней и не подняв флага на мачте.

Огромная трирема медленно пересекала бухту. За ее движениями напряженно следило множество глаз; множество рук крепко сжало древки копий, рукояти мечей и приклады и арбалетов. Отары — командиры сотни воинов — отдавали короткие, сухие приказы стоящим наготове посыльным. Герольд, пришпорив кротера — быстроногую и послушную рептилию, — отправился с донесением во дворец Карма Карвуса, Правителя города.

Не было ничего удивительного в том, что неожиданное появление всего лишь одного корабля вызвало столь большое волнение. Здесь, на южном побережье, ни один порт, ни одно судно не могли чувствовать себя в полной безопасности из-за пиратов Таракуса. И казалось вполне возможным, что одинокая трирема всего лишь разведчик, за которым в порт ворвется сотня других кораблей с безжалостными, жестокими пиратами, жаждущими поживиться сокровищами богатого Царгола.

Вскоре стало ясно, что трирема в гордом одиночестве приплыла в Царгол. Более того, по мере ее приближения выяснилось, что и на борту этого судна не все в порядке. На скамьях гребцов было слишком много свободных мест, да и оставшиеся моряки орудовали веслами в разнобой. Поэтому судно двигалось не только медленно, но как-то боком, словно краб. Подчас трирему и вовсе разворачивало, и она замирала, подставив борт набегающим волнам.

Стражники разглядели, что на корабле были подняты паруса, но лишь частично, да и те закреплены и установлены совершенно неправильно. По мере приближения судна выяснилось, что одна из мачт надломлена, позолоченная обшивка бортов разворочена, а носовая ростра выломана у основания.

Вскоре с борта триремы до ушей стражников, ждавших на причале, донесся страшный звук — какое-то дикое улюлюканье. Совершенно невыносимое для слуха оно то затихало, то вновь усиливалось. Солдаты и офицеры, поеживаясь, переглянулись. Команда темного, кренившегося судна завывала, словно стая собак или шакалов.

Один из офицеров обратил внимание на то, что, несмотря на изрядно сократившееся расстояние, отделявшее корабль от причала, весла не поднялись из воды, а все теми же неритмичными гребками продолжали двигать корабль вперед.

— Эй, на борту! — раздались громкие окрики. — Суши весла! Греби назад! На причал налетишь! Куда вы смотрите?