Юлия Барановская - Мгла

Первая робость прошла и теперь я уже не стеснялась во все глаза смотреть на окружающие нас чудеса. А таковых хватало. В центре площади было установлено три столба — один, увешанный разнообразными предметами, другие — увенчанные двумя большими колесами. На обода их были привязаны веревки, за которые то и дело хватались пробивающиеся сквозь толпу люди.

— Что это? — Во все глаза, глядя на эту композицию, спросила я. В голове мелькали предположения о том, что, быть может, перед нами какие-то образчики искусства, а возможно — жертвенные столбы неведомых богов, про которые рассказывал Светоч.

— Те, что с колесами — карусели. Хватаешься за край веревки, бежишь вместе со всеми по кругу, а по команде поджимаешь ноги, и она тебя кружит, — Весело пояснил беловолосый, протягивая мне ярко-алого сахарного петушка на палочке. — А тот, что посередине… своего рода соревнование. До чего голышом долезешь и сдернешь — то и твое.

— Вот как… — Задумчиво протянула я, осторожно пробуя незнакомое угощение, оказавшееся невообразимо сладким.

А в следующий миг уже бежала к новой толпе, образовавшей круг, внутри которого происходило некое действо. Несколько вздохов я металась за спинами зрителей, пытаясь увидеть, что же там происходит. Затем, поняв тщетность своих усилий, остановилась, собираясь уходить, но мне на помощь пришли смеющиеся лорды, легко, хотя и не благовоспитанно растолкавшие толпу и пробившиеся внутрь круга.

А там происходило целое представление.

В центре располагался споро сколоченный, деревянный помост, с которого кричал что-то молодой, загорелый до черноты юноша в алой рубахе и зеленых, шитых золотой нитью штанах. Зазывно улыбаясь, он созывал и так в изобилии толпящийся рядом народ, кажась балаганным Петрушкой, невесть как ожившим и балагурящим уже без помощи кукловода. Но куда смешнее выглядел бурый медведь, удерживаемый им. Обводя толпу серьезным взглядом карих глаз, он то кувыркался, то начинал приплясывать, то принимал карикатурные позы, изображая каких-то незнакомых мне политических деятелей.

Звенели бубны, гремели голоса, но сквозь гул и общее торжество все отчетливее угадывались вчерашние голоса, доносящиеся из-под скрипящего под ударами ног и лап помоста:

Вздрогнув, я отчаянно затрясла головой, прогоняя наваждение. Глянула на веселящийся народ, но те веселились, будто и не было страшных голосов. Это, а так же спокойствие моих графов, уверило меня, что слова эти были плодом моего разыгравшегося воображения, и я снова попыталась вернуться к представлению.

Сподвигаемый изобразить господина — градоправителя медведь тряс узкой лобастой головой, возмущенно ревел, безмерно веселя народ, говорящий, что некого господина Плеве даже хозяин леса уважает. В другое время я бы, наверное, тоже рассмеялась. Но сейчас куда больше занимали меня новые строчки, долетающие из залитой тьмой щели между помостом и брусчаткой:

— Светоч, — вздрогнув, позвала я, но поймав настороженный взгляд графа, сказала совсем не то, что собиралась: — Пошлите дальше?..

А потом была неспешная прогулка вдоль торговых лавок бесконечные часы примерок в магазинчике, торговавшем, как оказалось, готовым платьем.

У меня было много одежды. Но никогда она не доставалась мне таким образом.

Обычно мы шили её на заказ, подгоняя под себя. Здесь же все получалось наоборот. Мне подносили все новые и новые наряды. Амазонки и платья, кокетливые блузки и пышные юбки. Перчатки, шляпки, плащи — я все мерила и мерила, а братья и не думали останавливать меня, то предлагая одно, то хваля другое, и платили за все вновь и вновь.

Признаться, я думала, что в дорогу нами будут приобретены совсем простые, немаркие вещи, но графы желали, как потом поняла я, меня баловать. Во многом, если ни во всем, я была для них ребёнком, которым, как показало время, мне суждено было оставаться в их глазах до скончания своих дней.

Но тогда я не осознавала этого. Облаченная в легкое серое со стальным, как выразился Светоч, отливом платье, не требующее корсета и легко одетое мной самой по настоянию братьев еще в магазине, я была совершенно счастлива, еще не до конца осознавая, какие изменения ожидают мой прежде небольшой мирок.