Юлия Барановская - Мгла

Раскланявшись с нами у входа в одну из галерей, лорды мгновенно скрылись за одним из поворотов, а мы впервые обратили внимание на пришествие сумерек, едва заметное из-за скрывающих небо туч, но уже погрузившее замок во мрак, предшествующий скорой ночи.

Корящая себя за слабость я, собиралась последовать мудрому совету того, кого так любило мое сердце, и велел опасаться разум, но судьба решила иначе.

Закат встретил меня в моей комнате, в одиночестве сидящей у окна.

Подчиняясь внезапному порыву, я зажгла все свечи, найденные в моей комнате и, некоторое время молчаливо всматривалась в прозрачное, чуть заметно дрожащее пламя, отражающееся в темном стекле, будто ища в нем, тени прошедшего дня.

Я не знала, что за тайну хранили стены моего дома, но отдавала себе отчёт, что этим днем оказалась посвящена в едва ли не больший секрет, нежели она. Впервые я почувствовала, как в словно вымороженной беспамятством груди, шевельнулся, распуская первые по-весеннему мягкие листочки росток чувств, сейчас столь же хрупких и неокрепших, как и весна за окном.

И чувства эти пробудили не ночные кошмары и даже не забота родных, но — они. Дерзкие графы восточных лесов, незваные гости, прячущиеся от непогоды в нашем замке. Коварные вымогатели и люди, смотрящие на меня так, как не смотрел никто до них и едва ли, как нашептывало мне сердце, посмотрит после. Мои лорды…

Я всё ещё сидела у окна, ссутулившись, будто на плечах моих покоилась не воздушная белоснежная шаль, а непосильное бремя, клонящее меня к полу, когда дверь моих покоев с шумом распахнулась, пропуская чем-то встревоженную мать.

— Где вы были? — С порога воскликнула она. — Я требую объяснений, Эльвира!

— Что? — Тряхнув головой, недоуменно спросила я, все ещё не очнувшаяся от тягостных размышлений, буквально разрывающих мою душу на две неряшливые половины. — Простите маменька, вы…

— Я хочу узнать, где пропадали мои дочери более шести часов. — Не дав мне договорить, отрезала баронесса, карающим посланцем [2] Посланцы — светлые сущности, состоящие из первоматерии, оберегающие мир и являющиеся вершителями воли Старшего. застыв у дверей, словно не решаясь войти в круг света, созданный горящими где только можно свечами.

— В библиотеке… Граф Светоч и граф Зак рассказывали историю своего путешествия на восток и, боюсь, их рассказы столь увлекли нас с Элоизой, что мы совсем потеряли счет времени, — в душе удивляясь тому, как быстро пробежали эти шесть невыносимых и вместе с тем упоительных часов, повинилась я, и примолкла, заметив как побледнела мать:

— Пусть так. — Наконец, медленно кивнула она. — Но это не причина забывать о правилах приличия. Не говоря уже о том, что не пристало незамужней девице целыми днями пропадать в обществе мужчин с крайне сомнительной репутацией.

— Молодые графы поражают своей эрудицией и прекрасными манерами. — Отгоняя видение оглаживающего мою щеку лорда Светоча, сказала я, силясь защитить первых дорогих мне существ, в подлости которых меня не мог уверить и подслушанный разговор. Но мать была неумолима в своем неприятии и как никогда категорична в суждениях.

— Неужели? Все, что я видела ранее, равно как и их сегодняшнее пренебрежение к традициям принимающего их дома, прежде всего, говорит о дурном воспитании, как юных графов, так и вас, сударыни. Долг гостя быть благодарным принявшему его хозяину, пусть и благодарность эта заключается в небылицах, рассказываемых им. Но долг хозяина, следить, чтобы дань уважению не превращалась в повинность! Особенно, когда гостями являются столь неблагонадежные особы, как эти… юнцы.

Все это время молча наблюдавшая за её неподвижным отражением в исчерченном дождевыми потоками стекле я, вздрогнула.

Правила нашего времени показались бы стороннему наблюдателю дикими и не оправдано строгими. Жизнь женщины, от рождения и до самой кончины принадлежала мужчинам. Сперва отцу или опекуну, затем — семье мужа. У приличной женщины не могло быть ничего своего и, тем более, она не должна была идти против воли родителей и перечить им, высказывая суждения, отличные их. Однако слова отзывались тупой болью в сердце, заставив меня говорить, сделав неожиданно дерзкой:

— Но, матушка, — резко обернувшись, воскликнула я, сквозь пряди волос, давно рассыпавшихся по поникшим плечам, наблюдая за негодующей матерью. — Мы не делали ничего заслуживающего порицания. Графы сочли возможным развлечь нас беседой, не выходившей, однако за рамки приличий. Уверяю вас, маменька, за все часы, проведенные рядом с нами, графы не продемонстрировали ни одной заслуживающей порицания черты, способной оправдать ваши слова, недостойные истиной леди! — Проиграв собственному сердцу, воскликнула я, вспоминая глаза моих лордов.