Юлия Барановская - Мгла

— Не волнуйтесь, прекрасная Эльвира. Я ничуть не худший рассказчик, нежели мой брат. — Передавая альбом заинтересованно поглядывающей в него сестре, широко улыбнулся рыжеволосый. — О чём бы вы хотели узнать, моя леди? О тропических лесах или обычаях северных племён? А может, вас интересуют диковинки восточных рынков? — Предложил он, однако решившая во чтобы то ни стало, узнать их тайну я, вежливо улыбнулась и отказалась, опередив зачитавшуюся пожеланием Зака Элоизу:

— Мне кажется, более чем справедливым уделить внимание и вашей родине, граф.

— Нашей родине… — Не отрываясь от заполнения моего альбома, неожиданно произнёс и вновь углубился в написание беловолосый, а его брат произнёс, едва заметно нахмурившись и бросив на меня укоризненный взгляд:

— Нашу родину нельзя описать — лишь увидеть. — Наставительно произнес он.

— И какая же часть восточных лесов, обладает столь замечательной особенностью? — Продолжила было расспросы я. Но смолкла, натолкнувшись на внимательный взгляд беловолосого, спросившего насторожившуюся меня:

— С чего вы взяли, что именно там, скрывается наш дом? Поняв, какую ошибку допустила, я потупилась, не зная как оправдать свою осведомленность.

Но на помощь мне сам того не подозревая пришел его брат. Рассмеявшись, тот бросил на меня игривый взгляд растерявших всю свою тьму глаз и обратился к едва заметно усмехающемуся графу Светочу:

— Ах, брат мой, — вздохнул он. — Наш замок — совсем не юная и очаровательная девушка, чтобы скрываться от незваных гостей. А леди Эльвира любит читать, и без труда соотнесла нашу внешность с землями, для чьих уроженцев она наиболее характерна. — Отбрасывая рыжую прядь со лба спокойно, как человек полностью уверенный в своих словах, не прекращая улыбаться, произнес он, и, поймав мой взгляд, спросил у осознавшей свой промах меня: — Верно, моя бесценная леди?

— Вы совершенно правы, мой лорд, — С облегчением подтвердила запоздало понявшая, что не должна знать даже сторону света, откуда прибыли наши гости я.

И спешно спросила у рыжего интригана, торопясь оставить опасную тему: — Так какие чудеса скрывают восточные рынки?..

А судя по рассказу рыжеволосого лорда, чудес там хватало! Чего стоили древние лампы, таящие в себе заточенных в незапамятные времена духов. Женщины — змеи, ламии, чья непревзойденная красота граничила с их собственной злобой и коварством. А жар-птицы, сгорающие, чтобы возродиться вновь?..

Оказавшись непревзойденным рассказчиком граф Зак без труда завладел нашим вниманием, увлеченно повествуя о чудесах чужого края, и я затаив дыхание восторжено внимала его речам, забыв и о страхе перед разоблачением, и — раскрытых книгах.

Казалось, рыжеволосый граф и сам знает о своей власти, заканчивая повествование лишь для того, чтобы начать новое, ещё более волшебное и невероятное, нежели предыдущее и время теряло свое значение, забылось, свернувшись на донышке души недоверие, и я смеялась и грустила, сама не замечая, как не желая пропустить и слова, подалась вперед с излишним любопытством вслушиваясь в размеренную речь. Но всё очарование этих волшебных часов было разрушено моей сестрой.

— Ах, лорд Зак, как чудесны ваши рассказы! — Не в силах сдержать восхищения воскликнула Элоиза, разбив чары его голоса, и спустя мгновение я уже с недоумением оглядывалась вокруг, понимая, что незаметно для нас подкрался вечер. А моя младшая сестренка продолжала, бросая молящие взгляды на едва заметно нахмурившегося графа:

— Хотела бы я хотя бы одним глазком взглянуть на описанные вами чудеса. На миг мне показалось, что сердце молодого лорда дрогнет, тая под этим просящим взглядом, но уже в следующее мгновение тот холодно усмехнулся поникшей Элоизе:

— Милая баронесса, позвольте разочаровать вашу трепетную душу. Наш мир слишком погряз в плену давно устаревших взглядов на слишком многие вещи, давно превращенные в устои, отступление от которых карается слишком строго. Боюсь, посмей мы забрать вас из отчего дома, и вас заклеймили едва ли не всеми грехами, когда либо творимыми под этим небом, ибо тяга к странствиям среди диких народов есть признак дурного воспитания.

— Однако, как прекрасно было бы хоть на миг вырваться из этих стен. — Прикрыв глаза, мечтательно вздохнула сестра. — Уйти в дождливую ночь, чтобы дождь к утру смыл все следы…

— Боюсь, что ваши знания о подобных мероприятиях носят глубоко книжный характер. Дождь прекрасен, когда встречаешь непогоду под защитой добротных стен, за его же пределами он превращается сущее наказание. Тяжелеет одежда, дрожит на ветру и без того замерзшее в плену мокрой ткани тело. Дождь сбивает с пути, а следы куда глубже отпечатываются в грязи, и в отличие от пыли — ветер не властен над ними. Да и лошади, как куда более мудрые существа, нежели их владельцы, не любят сырости и холода — тяжелеет шаг, скользят ноги, а сверху сверкают молнии и сотрясает землю гром. Куда правильнее начинать свой путь теплым днем, когда солнце освещает путь, а ветер, теплый и ласковый как ручной котёнок играет в волосах, а до ночи ещё так далеко… Но даже днем на дороге слишком много опасностей. Дикие звери, работорговцы, разбойники. — Неожиданно вмешался молчавший доселе граф Светоч.