Наталья Метелева - Добровольная жертва

И прохожие будут обтекать тебя, не замечая, ощущая лишь какое-то внезапное неудобство, озноб от невидимого взгляда, не понимая, но чуя: некто незримый присутствует рядом. А если кто и заметит – примет за дух бесприютный и будет прав.

Счастье, если случится заблудиться в прошлом – через века пифия дождется своего времени и обретет себя. Но той несчастной, что пропала в грядущем, только провидец сможет помочь, и только Глава Лиги сможет ее вернуть. Если в будущем еще будет Лига.

Меня сразу потащило к нищенке, как железо к Черной скале. Рука протянулась сама собой, с губ сорвались слова:

– Пойдем, потерянная, я отведу тебя в крепость Лиги.

Она не должна была услышать. У потерянных разорвана связь с их живым телом. В школах нам объясняли: не природные звуки слышат они, а зов ума, и тянутся за позвавшим.

Но старуха услышала и ответила:

– Не Лига нужна мне. Тот, кто сможет ответить на мой вопрос. Но еще никто не смог.

Нет, не потеряна во времени эта пифия. Такая не заблудится. Она сама – путь, по которому кого угодно заставит идти, куда ей надо. Почему же мерцает ее тело?

– Кто я, жрица Истины? – произнесла нищенка стандартную формулу.

Золотистые глаза из-под алой повязки глянули так, что я задохнулась. Запредельную боль источал ее взгляд. Я молчала, раздавленная этой болью, как кит на отмели. И не я – что-то, пронесшееся сквозь меня, как огненный ветер, спалив и развеяв меня, словно пепел, ответило:

– Никогда не быть тебе, Тварь!

Старуха прикрыла вспыхнувшие очи:

– Не Лига нужна мне, – повторила она. И вскинула руки: – Ты.

То, что осталось от меня, едва не просыпалось в ее ладони горсткой пепельной пыли.

Но моя благословенная кляча шарахнулась от резкого движения старухи и чуть не выкинула почти безжизненные останки всадницы из седла. Мой полутруп сам собой, без участия развеянного по ветру сознания взвизгнул, вцепился в гриву и удержался на волоске. Лошадь тут же обрела юношескую прыть, и нищенка осталась далеко позади, так и не заполучив мою жизнь в качестве милостыни.

То ли скачка раздула тлеющую в моих останках искру разума, то ли вопли прохожих, но где-то на краю сознания вдруг забрезжило понимание, что нам с клячей по пути: может, Дик свернул к другой заставе, к западу. И первое, что я увидела, – алую повязку и золотистые глаза каким-то чудом опередившей меня нищенки.

И так – у каждых врат, где я безнадежно пыталась найти следы исчезнувшего Дика. И снова я бежала от протянутой к сердцу морщинистой руки. Бежала, пока моя кляча, которую только слепой, держа ее за хвост, мог назвать лошадью, не застряла в шумной толпе: гильдия виноделов гуляла на чьей-то свадьбе. Со мной они предпочли не связываться, но клячу радушно напоили, и ее тут же сморил счастливый сон. Дальше пришлось ползти пешком.

Мне осталось пройти короткую улочку, втекавшую в безлюдную гладь огромной площади, на дальнем берегу которой радужной жар-птицей сидела древняя крепость Гарса, как драгоценный камень в перстне городской стены. Школа пифий. Убежище Лиги.

Я вздохнула: разве это крепость? Какое может быть доверие к выпускницам школы, если они обучаются в таком легкомысленном даже с виду месте? Все перья у этой жар-птицы были разные, и никакого порядка в их расположении не наблюдалось. Бесчисленные башенки теснились, толкаясь, как девки на ярмарке. Ни одной одинаковой, даже окна не повторялись. Пифии постарались: каждая старалась слизнуть из будущего или прошлого какую-нибудь архитектурную диковину. Вот потому-то город и предпочел возвести Храм Истины на своей земле, дабы сохранить в народе хоть какой-то пиетет к древнему пифийскому искусству.

Под ногой хрустнуло, и я обнаружила, что стою на выцветших незабудках и соломенной трухе, которые только что были шляпкой, поставленной для сбора подаяний.

Бормоча проклятия и радуясь, что это была все-таки не сама Тварь, в которую не дай бог вляпаться, я соскребла остатки соломы и незабудок с каблука и, не решившись сунуть безобразный комок в протянутую руку нищенки, положила его рядом на мостовую, настороженно наблюдая за владелицей почившей шляпки.

Нищенка укоризненно заглянула мне в душу золотисто-теплыми печальными глазами. Не двинув и пальцем, она захватила меня в мгновение ока. Я охнуть не успела, как оцепенела под ее взглядом, чуть ли не с радостью отдавая ей разум и тело в придачу. Тварь пожирала мою судьбу, мой мир, мое сердце. И дарила мне знание – жуткое, нечеловеческое, невозможное. Открывала страшный путь, становившийся моей судьбой. И то, что становилось моим, не имело права быть. Не могло! Это не я убивала возлюбленного, не я уничтожала отца. Не я проносилась над Вавилорским Колодцем, как огненный смерч, и простирала угольные крылья над обезлюдевшей оплавленной землей. Не я!