Айя Субботина - Время зимы

— Ты чего? — Он отмахнулся от Банру, который, немного придя в себя, принялся его осматривать. — Жив я, нечего надо мной кудахтать.

— Шараши могли тебя оцарапать, — отвечал жрец, не прекращая своего занятия. — Если так сталось, тогда зраза тебя погубит.

После таких слов Раш не стал противиться, хоть и чувствовал, что Леди удача пощадила его. Несколько царапин Банру нашел на лопатке, там, где звенья кольчуги прорвал чей-то справный удар топором. Два ожога оставили по себе головни, которыми разбрасывал жрец, творя свои чары. И, хоть Банру не спешил обнадеживать товарища, Раш чувствовал, что черная кровь шарашей не достала его нутро. Было то предчувствие или самонадеянность — карманник размышлять не стал. Вместо этого потянулся к руке мертвого правителя Артума, на указательном пальце которого сидело тяжелое кольцо белого золота. Огранка из замысловатого орнамента странных символов и рун вилась по всей поверхности холодного металла. Выждав, пока Банру отвернет взор в сторону сражения, — теперь оно еще больше отдалилось, — снял кольцо и сунул себе за пазуху. Теперь и все счеты, мысленно ответил мертвецу Раш.

К ним уже спешила пятерка конников, которые отделились от сражения и что есть мочи стегали коней. Раш видел, как неуклюже несут лошади, как то и дело спотыкаются о нагроможденные тела.

В тех, кто приехал, Раш признал лишь Фьёрна. Северяне, завидев своего павшего правителя, понурили головы, словно вокруг не было многих и многих мертвецов, погибших точно так же, как и Торхейм. Рашу сделалось отвратно, будто кто-то сунул под нос собачьего дерьма.

— Битва будет за нами, — сказал один из пятерых, — но какой ценой.

— Наш славный правитель и воин-шамаи, — подхватил второй и его голос треснул на полслове.

— Который из шамаи? — Раш не сразу понял, что задал вопрос вслух.

— Славный орль, Талах, — нехотя ответил Фьёрн.

Пока воины Севера преклоняли колени перед Торхеймом, Раш, не отрывая взгляда, смотрел туда, где бушевали призрачные духи-защитники. Теперь осталась только дева с мечом и вол. Но, раз они живы, значит, Хани хватает сил держаться, подумалось карманнику.

Хани едва смогла разлепить веки. С того самого мига, как закрыла глаза, чтоб призвать в помощь духов-защитников, она сделал это впервые. Там, в темном мире, было сыро и холодно, точно в могиле. И там спутницей ей была тишина. Не стало звуков сражения, не стало криков и рычания голодных тварей, которые пришли поживиться северным народом.

Защитники долго молчали. Хани звала их, просила выйти в битву, но отвечал лишь звенящий холод да промозглая стужа. И только много позже послышались голоса. Сразу несколько. Они требовали дать им сил, и девушка отдала все, что могла.

После того мысли покинули ее голову, тело сделалось беспомощным как балаганная кукла без кукловода. Сколько минуло времени — оставалось лишь догадываться.

"Прости… Я не смог стать крыльями…"

Хани узнала голос. Узнала бы даже будь он тише подземного ручья, дальше звезд в небе.

"Талах?" — спросила мыслями, боясь услышать ответ.

"Отвези меня в Сьёрг, колдунья Севера" — отвечал голос. Спокойный, неживой, лишенный всяких оттенков, будто сплошное серое марево, заполонившее собою тьму вокруг. — "Положи под стенами храма Скальда, чтоб я смог стать вечным защитником Артума".

Она открыла глаза.

— Нет, — ответила в полный голос. И повторила снова и снова, пока горло не охрипло от крика.

Чьи-то руки подхватили ее и унесли прочь с поля боя. Она не сопротивлялась.

Не нашлось в глазах слез, не нашлось в сердце слов, чтоб проститься. Хотелось снова закрыть глаза и встретить темноту. Так и сделала. Только теперь в ней стало слишком людно. Крики, стоны, плачь, мольбы донести последние слова. Духи умерших сразу взяли Хани в кольцо. Их голоса слились единою рекой, сошлись потоком и накатили так же неудержимо, как горная река в час таянья снегов.

— Не трогайте меня, уходите, все, — просила она, отчаянно стараясь вырваться из крепких рук того, кто уносил ее все дальше от могильника, которым стало место притихшего сражения.

— Молчи девочка, во имя всех богов Эрбоса — молчи, — отвечал голос над головой.

То был Берн. От него пахло кровью и смертью.

Голоса же не умолкали. Они перестали просить, только требовали, перекрикивая друг друга, будто голодные дети круг матери с одним сухарем. "Я не слышу вас", — как заклинание повторяла Хани. Почему они не замолкнут на веки, не покинут ее головы?