Лана Рисова: Тёмные сёстры (СИ)

– Мдаа, кому же ты, милый, дорогу – то перебежал? – я сочувственно покосилась на то, что должно было быть лицом.– Но какой же ты везучий тип! Твои недруги явно не могли бы предположить такого!

Да и никто не мог бы! По словам мастера лишь единицы знали о противоядии от fathashi, а если и знали, сделать все равно ничего не могли, ведь производит противоядие, равно как и яд, только живой кагарш и только по своему собственному желанию.

– Давай, миленький, ты давно знаешь, что делать, – шепнула я нетерпеливо переступающему паучку. И отодвинувшись в сторону, тяжело привалилась на камень, неосознанно сжимая и разжимая кулаки. Рюш деловито защебетал, пробежал по окровавленному телу и замер на предплечье возле запястья. Мое в ответ слабо запульсировало – нервишки лечить надо! Повезло остроухому – у него обезболивание по полной работает, мне в свое время такой радости не досталось.

Секундное промедление и острые клыки до основания вонзились в руку. Тело выгнулось в первой судороге, как только яд пронесся по организму, сердце зашлось в конвульсиях, пропуская отравленную кровь. Толи еще будет, вторая волна – переработанный яд! Прикрыв глаза, я переживала события произошедшие год – полтора назад. Тело почти забыло боль, но разум отказывался вычеркивать ее из памяти, каждый день, находя напоминание на внутренней стороне правого запястья в виде двух треугольных шрамов от полых клыков кагарша.

Это был самый жестокий из уроков, что преподносила жизнь, и преподавал мне мастер, пусть даже и не совсем запланированный. Привычка задумываться о последствиях после таких действенных мер, у меня задержалась надолго – дня на два точно! После моей двухнедельной комы я просто не могла плести в полную силу, но больше всего довлело чувство вины.

От моих опрометчивых действий – не проследила, как следует льйини камня, переплела с воздушным карманом скрытой пещеры, на самом деле наполненной газом (что я не удосужилась проверить!) и вот, пожалуйста, получите взрыв и землетрясение – рухнули ксоты кагаршей. Много тварюшек погибло, а часть была обречена на смерть в изгнании. Они выпали из синих, похожих на сталактиты, плетеных сосулек (ксот) и оказались в соке раздавленных грибов Гуу, который для них является пожизненным стерилизатором, более того вернувшиеся домой, заразили бы остальных.

Вот бы мне в свое время такое средство да домой от тараканов! Надо сказать, что я с детства не боюсь насекомых. Совершенно спокойно отношусь всякого рода жучкам, паучкам, обожаю гусениц, несколько опасаюсь только сороконожек и абсолютно не переношу тараканов. Эти желто-коричневые твари вызывают такой приступ брезгливости и отвращения, который практически граничит со страхом.

Я плакала навзрыд, наблюдая, как трогательно выпавшие паучки прощались с теми, кто остался наверху, а потом медленно расползались в разные стороны. Один из них, видно еще совсем детеныш, если такое можно сказать о паукокрабе, никак не мог понять, почему некогда такие родные и заботливые сородичи теперь не пускали его домой, который он еще ни разу не покидал, обстреливая его сгустками яда и не давая, приблизится. Так жестоко теснимый недавними собратьями он отходил все дальше и дальше, пока, оступившись, не укатился совсем далеко в сторону.

Мастер как всегда не проронил ни слова, видя, что мне и так тошно, лишь позже, возможно, желая утешить, проговорил, что это не самый страшный исход необдуманных плетений, да и поступков, все могло быть хуже, если бы на кону стояли человеческие жизни!

Но как видно одного урока мне было мало, и я тут же получила второй, уже благодаря своей глупости! Маленький кагарш, последним покинувший гнездовую пещеру, поравнялся с нами. От него исходили льйини такого горя и обреченности, что у меня защемило сердце, и в эмоциональном порыве я подскочила к нему и подхватила его на руки. Наставник и пикнуть не успел, как острые клыки пронзили мою руку.

Дальше была только боль и тьма, тьма и боль, кружащиеся стервятниками, чередующиеся между собой за право терзать мое тело и душу.

Но Рюш не хотел убивать меня, он всего лишь испугался, и, поймав мои не успевшие остыть льийни нежности, направленные к нему, тут же пустил сок противоядия. Мастеру потребовалось три недели, чтобы окончательно поставить меня на ноги, а кагарша на ножки, т.к. все это время он не отходил от меня ни на шаг, ничего не ел, страшно ослаб и щебетом передавал учителю свое беспокойство и сожаление.