Наталия Некрасова - Повесть о последнем кранки

…и, шагнув, оказалась в нигде. Вокруг была полнейшая темнота и тишина, поглощавшая даже звуки ее дыхания и биения сердца. На мгновение Зимарун забеспокоилась, как же она будет говорить, когда ничего не слышно. Ощущение пространства тоже исчезло, как и чувство направления. Не было понятно, где "впереди", где "позади", единственной точкой привязки осталось "внизу" — под ногами, вроде, был пол. Но когда она наклонилась, чтобы потрогать его рукой, не ощутила ничего. Непонятно было и то, есть ли у этого места границы — с одинаковой вероятностью можно было представить, что это огромное незамкнутое пространство или наоборот, все сближающиеся и грозящие задавить стены. Зимарун даже не знала, существует ли она сама. И где тут искать того, к кому она пришла со своими мольбами и вопросами?

— Да тут я, — раздался голос. Он был везде, даже в самой Зимарун. Очень похоже на молчаливые разговоры в день Луэт-лунн, но голос был окрашен, его даже можно было бы потом узнать.

— Навряд ли, — отозвался тот же голос с едва уловимой насмешкой.

— Почему? — растерянно спросила Зимарун.

— Ну, хотя бы потому, что ты слышишь мужской голос. Другие слышали женский, старческий — какой угодно.

— А ты где?

— А везде.

— Но где? Тут ничего не поймешь…

— А это я и есть. Тут все я.

Короткое молчание.

— И я в тебе?

— Пожалуй. Или я в тебе. Не все ли равно? Главное, что я вижу тебя насквозь. Это важно. Словами не всегда правильно выразишь то, о чем хочешь спросить или попросить.

Зимарун стало неуютно и стыдно. Как будто при всех раздели догола.

— А чего стыдиться? Я же никому не скажу.

— Да нет… К тебе ведь приходят с действительно важным…

— Ко мне приходят с тем, что считают важным. А, главное, с сильными страстями. Жажда власти. Месть. Жажда подвига. Жертвы. Любовь. Горе. Все, что угодно. Для каждого важно свое и все равноправно.

— Ты действительно можешь все?

— Да. Но все — при условии. За все надо платить. Я ведь только держу нити. А узор выкладываете вы сами. Ну, говори.

— Ты ведь и сам знаешь…

— Ну, я за века так привык к вам, людям, что и мне стало свойственно некое любопытство. Мне любопытно, как ты сама это выразишь.

— Значит, ты — не человек?

— Нет.

— Ты бог?

— Нет. Я Оракул.

— Но кто ты?

— Оракул я. Оракул. Вот и все. Ты не тяни, не юли, говори давай.

— Я… я хочу знать судьбу Эмрэга-кранки. И еще я хочу, чтобы он был счастлив, чтобы он меня любил, чтобы ему все удалось. Чтобы в Дзайалане был мир, чтобы… в общем, это все.

— Многовато "чтобы", для того, чтобы выполнить все.

— Ты же сказал, что все можешь.

— Я сказал, что при условии. Нитей много, но каждое "чтобы" отрезает сразу несколько нитей. Узор становится определенным, но изменить его все труднее. Подумай сама — если он станет любить тебя, то он перестанет любить Лайин. Будет ли он тогда счастлив, женившись на ней?

— Но он может жениться на мне!

— И тогда пойдет прахом все, ради чего он живет. Будет ли он счастлив тогда?

— Но он будет счастлив, если мы будем любить друг друга!

— Вот видишь — ты уже отрезаешь нити. Изменение твоего узора влечет изменение узоров других людей.

— Тогда пускай будет так — пусть все изменится как я хочу, но все будут счастливы.

— Милая, а зачем я тогда? Идите всем народом в Имна-Шолль. Я оставлен не для этого. Иди в Имна-Шолль, и там вы с Эмрэгом-кранки будете счастливы.

— Но он не будет в Имна-Шолль.

— Ну и что? Если ты мыслишь себе свое счастье именно так, в Имна-Шолль все так и будет, есть там Эмрэг-кранки или нет. Ведь в счастье главное — чувствовать себя счастливым, а каким образом — это уже не важно.

Молчание.

— Расскажи мне о судьбе Эмрэга-кранки.

— Сколько угодно. Все равно по уходе все забудешь, если не решишься ничего изменить. Ладно. Эмрэг женится на Лайин, она подарит ему сына, который станет королем Ильвейна и Дзайалана. Благодаря этому твои сородичи получат Закон Ильвейна и право выбора. Эмрэг просил у меня этого. Еще он просил у меня любви к Лайин и ее любви к нему. Он также просил узнать, что скорее всего будет на Гобелене, если его, Эмрэга, узор будет таков. Я ответил, что скорее всего появится новый народ от крови инетани и ильветтар, который унаследует все лучшее от своих предков. Он спросил, как бы удостовериться, что это точно будет. Я сказал — никак. Это требует определенности узора слишком далеко в будущее. И цена оказалась такова, что он просто не имел возможности ее заплатить.