— Но откуда тебе знать, что происходит на материке, если мы будем в море или на острове? — сболтнула я и тут поняла, что сказала глупость. Крис тоже это понял и усмехнулся.
— Верно, девочка. То, что ты подумала — волшебники. Мы всемогущие волшебники. Ты ведь не спрашиваешь, как я узнал о Стоуше. А не смущает, что его похитили прямо с вашей стоянки, когда ты спала? Молчишь? Правильно делаешь, между прочим. Неспроста первая ступень этого мира отдана тем, кто реально правит судьбами — волшебникам, палачам, воинам и торговцам. Мы же первые среди первых. А жизнь, которую я сейчас держу между пальцев, раздавить ничего не стоит. Подумай об этом. О своем отце, о катаринцах, под чьей крышей провела ночь. Знаешь о наказании за укрывательство? Никого не волнует, что Лида не имела понятия, кто ты такая. Хорошенько поразмысли, прежде чем решишься бежать, Келан. Нам обоим повезло. Мне не пришлось долго искать тебя, и ты все еще жива.
А сейчас я спущусь к нашим друзьям, поболтаю немного, пока ты переоденешься и соберешь пожитки. Затем мы отправимся к пристани и покинем город на зафрахтованном мною корабле. Но прежде я навещу волшебников и передам им кое-что, а ты в это время будешь тихонько сидеть в каюте.
Я проводила Криса взглядом, наполненным ядовитой горечью. Он загнал меня в угол. Волшебники. Враги. Именно они подогревают ненависть к шантийцам и не дают смягчить законы. Всезнающи, всевидящи. Но почему, за что?
Вдруг, волна отчаянья и гнева слепившая меня схлынула, оставив кристальную ясность рассудка. Разве я сама не стремилась попасть на острова? Не влекли ли меня загадки, слухи и предчувствия в те далекие края? Я перепутала город, зашла в дом моряка, услышала историю таинственного похищения шантийцев богами. Если не случайность, а провиденье руководило мной в путешествии? Разве есть более удачное место, чтобы спрятаться от наемных убийц, чем мистические острова, вход на которые заказан почти всем? Я показала себя безвольной жертвой обстоятельств. Пусть Крис продолжает видеть куклу. Мне же стоит пошире открыть глаза и внимательно наблюдать. Прислушиваться, собирать крошки мозаики. До тех пор, пока целая картинка не сложится в голове.
Возможно, волшебники могущественны, но, похоже, не могут слышать разговоры, а только видят картинку. Иначе неужто Крис не похвастался бы самым главным своим козырем? Он не знает, что я беременна. Но уверен, что бог со звезды сразу бросится за мной на острова. Значит, не собирается убивать. Пока. Я чувствовала, Крис рассчитывает, что этим шантажом чего-то добьется от бога. Нужно узнать, чего он хочет.
А я… я же хотела покинуть материк? Теперь все равно, каким способом. Убийца наверняка где-то рядом. Безопаснее бежать прямо сейчас, пусть даже помощь исходит от врага.
Может, я снова увижу тебя… любимый?
Дан развалился в кресле и сосредоточенно грыз подушечку большого пальца. Выражение его лица было мрачным, если не сказать — удрученным. Сидевший напротив Митька с легким недоумением наблюдал за другом.
— Как это понимать? — спросил он.
— Да…
— Интрижка с девчонкой плохо на тебя влияет. Ты же не хотел отношений с Даной.
— У нас и нет отношений.
— Одни сношения? — пошутил Митька и скривился, увидев реакцию Дана, — ладно, ладно, — он примиряющее поднял ладони вверх. — Признаю, перегнул. Но ты сам говорил, что тебе не нужна новая головная боль. Тогда в чем дело?
— Вспомнил Лизу.
— О… — глубокомысленно изрек Пелев. Тонкий лед. Лиза — тема закрытая, обсуждать ее по собственной инициативе он не решался.
— Точнее, не саму Лизу, а одну сцену из нашей жизни. Ты же знаешь, она была тяжелым человеком. Эти ее сложные отношения со всем миром. Однажды, я пришел домой, а Лиза сидит и смотрит в одну точку. Ну, начал спрашивать — что случилось, почему такой настрой? Она иногда была готова расплакаться на пустом месте, а бывало, как тугая пружина — злая, жесткая, гордая — не подойти. И тут она первый раз не стала ничего изображать. Просто тихонько так заговорила: 'Вот представь, Дан. Ты живешь, связанный с неким кругом людей, считаешь, что им не безразличен и они тебе вроде как тоже. Называешь друзьями. Вас связывают увлечения, общие воспоминания. А мера твоей душевной теплоты — условное одеяло. Длинное, теплое, уютное полотно. Когда приходят друзья, то приносят с собой совершенно разные эмоции. То горе и проблемы, то радости. Но ты этому доверию благодарен, ценишь, испытываешь гордость оттого, что можешь поддержать, помочь и выслушать. Что именно к тебе они приходят за помощью, считают тем человеком, которому можно рассказать. Говорят, что понимаешь их как никто. Вокруг люди, которые испытывают потребность в частице тебя, а это чудное ощущение нужности. Ты щедро отрываешь куски от одеяла и делишься ими. Не умеешь отказывать. Даже если обижаешься, сердишься, не произнесешь слов — разбирайтесь сами. И вот однажды становится холодно. Ты тянешься за своим одеялом и обнаруживаешь, что его нет. Все раздал. Тогда идешь по друзьям, тем которых так много было вокруг. Просишь вернуть кусок, его достаточно, чтобы согреться. Но один из друзей говорит, что очень занят и не может сейчас говорить с тобой, но он обязательно когда-нибудь это сделает. Другой, отдал твое одеяло своей половине. Третий и рад бы, но не может найти. Потом вдруг понимаешь, что всегда так много слов, разговоров, объятий, искренности. А сейчас тебе холодно, и рядом никого, кто захотел, и смог бы поделиться одеялом. Они вокруг, но не рядом'
Читать дальше