Татьяна Тихонова - Заонежье, или Жизнь по ту сторону...

И теперь напротив него сидел Светослав. Он мрачно отмахивался от Завеи, которая мельтешила темным призраком тут же, и говорил Дундарию:

— Съешь вон ту стерлядку… Ох, вкусна, рыбка… Ну, скажи, скажи, Дундарь! — его голос раздавался тихо, словно издалека.

Дундарий вяло съедал стерлядку и согласно кивал головой. И говорил недовольно:

— Вот слабое у меня сердце, не могу вас прогнать! Да и сам виноват, все грущу об вас, о времечке золотом, когда детки твои малые были, князь… А как мы с тобой на рыбалку хаживали, помнишь? А-а… А я помню… Словно было это вчера… Ну, вот такого сома-рогача, помнишь? — Дундарий развел руки широко-широко, сколько у него сил хватило, и удивленно посмотрел на старого князя, а тот изумленно качал прозрачной головой. — Не помнишь?! Или то с дедом твоим было? А-а… — разочарованно протянул он, — нет мне покоя, и вам покоя не даю… Ээх… Идите уже с миром… Сгинь, Завея… Я уж простил тебя за смерть князя, и ты меня прости, убивца своего…

Свей быстро вошел в большую залу и с удивлением некоторое время вслушивался в бормотание домового. Но разобрать ничего не смог, да и заняты были мысли его другим… взбаламутил старый эльф молодую душу князя небывалыми рассказами. Он, почему-то обойдя стул, где сидел Светослав, словно чуя неладное, с размаху уселся на следующий за ним и, расставив локти, наклонившись почти к самому столу, пытливо спросил домового:

— А что, Дундарий, знаешь ли ты о мастере Ю?

И замолчал, выжидая, что ответит тот. Домовой отпрянул, навалившись на высокую спинку стула, и поерзал на своей подушечке. Прищурившись, он ответил:

— А зачем тебе, князь, эта нежить понадобилась? Живи себе спокойно, и не тяни к себе беду…

— Да она вроде как уже пришла, — беда-то, вот и эльфы говорят, что Изъевию больше негде такой помощи темной взять, как в Плавающем замке…

Домовой посмотрел исподлобья и пробубнил:

— Ну, так и пусть себе, его же Ю рвет за то на части…

— Как это… на части? — ухватился за странные слова Свей. — Изъевий что ж, тоже нежить? Как можно живого — на части?

Дундарий вздохнул протяжно. Не хотелось ему об этом говорить. Не хотелось называть имен запретных, которые сами по себе сродни заклятию, призывающему темную силу. Взглянув с осуждением на Свея, и, поняв, что тот сам немногое знает, он все-таки произнес:

— Нет… Изъевий — оборотень… А Ю… Доколь ты не узришь узора на крыльях большого Махаона, все ничего… Своим страхолюдным ликом он приманивает взор всякого к себе, заморачивает его, ну и мысль, значить, начинает истекать из замороченного белой нитью, а Махаон плетет из нее себе куколку… Иногда он лишь заберет то, что ему нужно… Но плохо, если куколка будет готова, то замороченный в полной его власти. Думаю, что Изъевий в полной его власти, и зря он думает, что сможет оторваться от Ю…

Дверь бесшумно приоткрылась, и гномица Агата невозмутимо прошествовала прямо к столу. Свей с Дундарием замолчали. Ее белый чепец проплыл перед столом. Поднявшись на цыпочки, она оглядела присутствующих и достала из-за белого фартука серебрянную, почерневшую от времени, бутылочку. Сурово сдвинув брови, Агата с усилием вытянула застрявшую было пробку и вдруг плеснула куда-то за стул Свея заговоренной водицей… И еще раз…

— Да будет тебе! — шикнул на нее Дундарий, он видел, как тень Завеи будто смялась на глазах и стала пропадать. — Тоже мне, охотник за привидениями!

Агата, нисколько не изменившись в лице, ответила ему с достоинством:

— А ты сидеть, старый пентюх, призраками обвешаться! Надо тебе они?!

— Да иди, иди, ненашенская ты, откуда тебе знать, зачем мне привидения! — закричал возмущенный тем, что кто-то разузнал о его встречах, Дундарий, — с кем мне еще потолковать-то старому, больному домовому? Схлоп и тот нос воротит… Как сходил к драконам, так и зазнался, сидит у себя на опушке там! — вопил он возмущенно, словно призывая в свидетели Свея, который быстро рассовывал по карманам пироги да куски запеченого мяса. — А что ты энто делаешь, князь?! Нет, погодь! Погодь, говорю!

Но Свей уже встал во весь свой немалый рост и обернулся к гномице. Улыбнувшись ей, он проговорил, продолжая засовывать кусок пирога, завернутый в рушник, за пазуху:

— Знаю, Агата, много лет служила ты моему деду верой и правдой… Не поможешь ли и мне, его внуку? Не знаешь ли ты, как одолеть Большого Махаона? — и, подумав, добавил, — мастера Ю…

Агата уже подходила к двери, когда князь заговорил с ней, и, сильно удивившись, обернулась. Постепенно ее сморщенное лицо вытягивалось все сильнее.