Феликс Крес - Брошенное королевство

— Глорм, друг мой, — проговорил он не столь разборчиво, как обычно. — Я в последнее время настолько сыт тобой по горло, что мне даже не хочется тебе об этом говорить.

— Спи, — улыбнулся Глорм. — Все, я уже молчу, спи.

Но кот не послушался. Он сел и довольно долго ловил ушами разные звуки ночи, потом остановил друга, который подошел к столу и наклонился, чтобы погасить масляный светильник.

— Оставь, может пригодиться. Сейчас вернусь, — сказал он. — Твои дартанцы спят внизу?

Глорм кивнул.

— Тогда разбуди их, а прежде всего собери свое оружие. Что-то мне не нравится. Не знаю что, — предупредил он вопрос.

Кот ушел. Глорм взял куртку и пристегнул к поясу мечи, после чего сбежал по лестнице, пересек пустую комнату и заглянул в другую. Он громко произнес несколько слов по-дартански. Разбуженные воины начали собирать оружие.

— Будьте начеку, — велел он.

Снова поднявшись, он стал ждать.

Кот вернулся бегом, весь взъерошенный, несмотря на намочивший его шкуру дождь.

— Наши отряды где? Дома справа или слева?

Отряды покидали свои квартиры, отправляясь в походы, и возвращались. Рбит не помнил, какой отряд несет в эту ночь службу по охране Крагдоба.

— Восточные, — ответил Глорм, не вдаваясь в рассуждения, с какой точки зрения правые или левые; хоть раз ему удалось оказаться более конкретным, чем кот.

— Я приведу. Сражайся. По крайней мере полтора десятка, — бросил Рбит, направляясь к окну.

И выскочил в темноту.

Что бы ни происходило вокруг дома, оно явно представляло опасность; кот никогда не поднимал тревогу без причины. Глорм пришел к выводу, что у его друга наверняка быстрые лапы, но у него имелся еще более быстрый посланец — собственный голос. Не раздумывая, он набрал полную грудь воздуха и рявкнул:

— Авегес, Хаанет, ко мне!

Он мог бы перекричать гул пушечного выстрела, однако не ожидал, сколь ожесточенной окажется последовавшая сразу же за этим атака. Кем бы ни были затаившиеся во мраке враги, их не испугала внезапно поднятая тревога. Еще до того, как прозвучал могучий зов Крагдоба, внизу началось движение, хлопнула дверь, раздались крики, которые сопровождались топотом ног по прогнутым половицам, и сразу же после — лязг скрещенного оружия. Какие-то вооруженные люди ворвались в комнаты нижнего этажа, вступив в схватку с дартанцами. Там шла отчаянная рубка, над которой внезапно разнесся пронзительный дикий вопль. Кто бы ни кричал, или скорее выл, он хотел сообщить всему миру, кто убивает, умирает или вершит величайшее деяние в истории, о каком только слышали Тяжелые горы:

— Гва-а-а-рдия-а! Гром-бе-лард-ска-я-а!

Внизу кого-то убивали, опрокидывали мебель, колотили по стенам. Где-то дальше, вне дома, раздались новые вопли, многочисленные и грозные, на лестнице загрохотали шаги. Басергор-Крагдоб отскочил от двери — и получил в лопатку и плечо две тяжелые арбалетные стрелы, выпущенные через окно с точностью, на которую наверняка были способны элитные имперские арбалетчики. Еще две стрелы, не столь меткие, ударили в ставню, в то же мгновение грохнула дверь, почти сорванная с петель верзилой омерзительного вида, который нисколько не соответствовал серо-зеленому мундиру, полагавшемуся громбелардскому гвардейцу. На физиономии, которая вполне могла принадлежать безумцу, готовящемуся прыгнуть вниз головой с моста, щерилась залитая кровью, лишенная передних зубов улыбка.

— Гва-а-ар-дия-а! — проревел безумец с радостью, от которой у него едва не выскочили из орбит налитые кровью глаза. — Подсотник Ваахгерен!

Ждавший его в комнате светловолосый великан, которого двойной удар массивных стрел почти развернул кругом, не то упав, не то прыгнув вперед, обрушился на гвардейца и, схватив поперек, сдавил в объятиях так, что раздался треск ломающихся ребер. Однако у ворвавшегося следом за своим командиром солдата в глазах горел столь же безумный огонь. Взревев, он не раздумывая пронзил мечом спину своего подсотника и, навалившись на оружие всем весом, направил его клинок в живот великана. Отброшенный вместе с пробитым насквозь трупом, он вылетел из комнаты столь же быстро, как и вбежал, едва не опрокинув следующего, который, на этот раз явно смертельно испуганный, непрерывно ревел и размахивал вслепую топором. Перепрыгнув через товарища, он угодил лезвием в косяк открытой двери, вырвал топор и, подняв его обеими руками, начал медленно опрокидываться на спину, по мере того как под ним подгибались колени. Точно так же откидывалась назад голова, почти отрезанная от туловища вместе с шеей. Но кто-то подхватил топор, прежде чем тот выпал из мертвых рук, и мгновение спустя рослый светловолосый мужчина с мечом в руке попятился, споткнулся и оперся о стол. Тяжелое оружие, брошенное с дикой силой, не успев развернуться в воздухе, ударило его в грудь обухом, но от этого удара перехватило дыхание. Со стола свалился масляный светильник, и жадное пламя тут же охватило край заваленной шкурами постели.