— Хороший план, — похвалил Сурья, — но колодец выложен камнем. Как мы сделаем убежище?
— Камни — это ерунда.
Орест выпустил шип и стал долбить швы между кладкой. Песок летел во все стороны, однако толку было мало. Камни оказались толстыми, так что возиться с ними пришлось бы не один день. Орест остервенело вонзал шип в окаменелый песок, бранясь, на чём свет стоит.
— Есть ещё выход, — задумчиво сказал Сурья, — просто оставь меня здесь, как есть.
— Тебя засыплет.
— Я выживу. А ты примешь невидимый облик и выберешься. За тобой никто не погонится.
— Нет, — резко ответил Орест, — будет так, как я сказал.
— Это глупо.
— Мне расписать когтями твоё сладкое личико, чтобы ты заткнулся?
Сурья замолчал. Он гадал, рассказать ли брату о том, как его пытались зарубить топором, однако не стал. Сейчас он и сам не был уверен, что со страху ему не почудилось.
Еще некоторое время Орест ковырялся в стене. Как вдруг сверху на них опять посыпались щепки.
Крышка колодца заскрипела, и сверху стал виден клочок голубого неба. Орест зашипел и бросился вверх по стене.
Снаружи на него полетели цепи — на этот раз более толстые и тяжёлые. Он попытался увернуться, однако в живот его вонзились стрелы. Орест взревел от боли и согнулся пополам. Тогда же вокруг его шеи обернулась удавка. Он схватился за неё, натягивая, словно тетиву, однако удавка сжималась, мешая дышать.
— Хватит! — раздался негромкий, но уверенный голос.
Удавка ослабла, но Орест не спешил освобождаться. Он выжидал. Что они задумали теперь?
Перед ним возник человек — уже немолодой, с седеющими волосами и густой бородой. Спину он держал прямо — видно было, что гнуть не привык. Одежда не новая, однако выглядела получше, чем у деревенских мужиков.
— Кто таков будешь? Отвечай! — потребовал он, глядя на Ореста сверху вниз. Лицо его ничего не выражало — ни страха, ни гадливости.
— Тебе какое дело? — фыркнул Орест.
— Зачем пришли?
— Не поверишь, дядька! На голых девок поглядеть!
В глазах незнакомца появилось странное выражение. Орест мог поклясться, что он заметил искорку смеха, мелькнувшую, да погасшую, чтоб никто ненароком не увидел. Человек подошёл совсем близко и долго рассматривал его лицо, внимательно вглядываясь в каждую чёрточку.
— Чего вылупился? Я ж не девица! — ехидно заметил Орест.
— Второго покажите, — велел незнакомец.
Мужики переглянулись и пожали плечами, однако послушно подошли к колодцу и бросили веревку.
— Вылезай, — крикнули они Сурье.
Тот, не мешкая, вскарабкался по верёвке. Мужики приготовили цепь, но незнакомец поднял руку и покачал головой. Цепь убрали, а Сурью пинками проводили к брату.
— Значит, вот вы какие, отпрыски Сатаны, — тихо сказал незнакомец, рассматривая обоих.
Взгляд его задержался на лице Сурьи. Рука невольно поднялась, будто намереваясь погладить по щеке, однако замерла на полпути.
Человек покачал головой, опустил руку и отошёл в сторону. Несколько мужиков направились следом.
* * *
Анджей Берестович, знатный Залесский боярин, слыл мужиком не робкого десятка. И сейчас выглядел спокойным, что тот столб у ворот. Деревенские мужики топтались на месте, почёсывая макушки, в ожидании, пока боярин скажет своё слово, однако он медлил, задумчиво глядя на реку.
В глазах его стояла печаль.
Столько лет прошло, как он выбрался из того проклятого мирка, в котором осталась его младшенькая сестрёнка. В мыслях Анджей давно уж похоронил её загубленную душу, хотя частенько вспоминал. Как и ту жаркую ведьму с красными волосами и чудными, будто маковые цветы, глазами. Мальва снилась ему, а во время любовных утех с дворовыми девками, он закрывал глаза, представляя себе её стройное моложавое тело. После крестился и целовал образа.
Жениться у него так и не вышло. Когда Анджей вернулся, Купаву уже сговорили с другим женихом. Он сватался к молодой вдове, но та захворала и померла за три дня до свадьбы.
Больше Анджей никого замуж не звал. Так и жил бобылём, без семьи, без детей.
С Любавой он лет двадцать как не общался. А недавно узнал, что она умерла. К нему приезжал её сын, Степан. Всё ему сладкие речи вёл, в наследники набивался, да только Анджей не слушал — сразу указал племянничку на ворота.
Не простил он тогда Любаву. И себя не простил…
Теперь вот появились эти двое. Родные они ему — и к бабке не ходи. Что белолицый, что синемордый — будто с Ярушкиных черт срисованы. Видно, сладилось у неё с тёмным князем.
Читать дальше