Терри Донован - Повесть Вендийских Гор

— Значит, ты все-таки поверил мне! — воскликнул Серзак. — Поверь мне еще раз — я знаю, где выгоднее всего сбыть наш товар. Правда, мы обязательно должны оставить немного элексира себе… Ну, хотя бы для того, чтобы скрасить мою старость невинными утехами. Утолить голод, гнетущий мою немощную плоть…

Они сошли на равнину. Она не раскачивалась, никуда не ехала, вела себя прилично и спокойно, что после городского безумства было непривычно. Серзак ощутил острый приступ морской болезни и был вынужден скрыться в невысоком кустарнике. Конан обернулся к городу. Он находился уже ниже уровня равнины, от него ничего не осталось, кроме стремительно движущихся по кругу мелких обломков, центр впадины располагался на месте дворца. То тут, то там вздымались фонтаны песка и щебня. Город проваливался в преисподнюю, откуда тысячу лет назад его извлекла безумная прихоть и воля Горкана и куда он теперь закономерно возвращался.

Когда вернулся из кустов Серзак, города Хорто больше не существовало. Круг серого песка торчал посреди зеленой равнины словно плешь на голове женщины. По песку уже шастали скарабеи и ящерицы, которые с любопытством осваивали новую территорию.

Среди публичных девок Абрира, города, лежащего на большой реке, впадающей в Серендибские заливы, долгие годы бытовала легенда о седобородом старце с сухой как у мумии кожей, обладавшем невероятной мужской силой, который мог ночи напролет, не смыкая глаз, развлекаться с каким угодно количеством женщин. Казалось всю свою долгую жизнь он только и делал, что копил в себе страсть, и лишь теперь решил излить все, что было сохранено. Словно полноводная река, старец отдавал себя, ничего не жалея. Женщины Абрира платили ему страстью и неистовыми ласками. Его сопровождал огромный северный варвар из Киммерии. У него были длинные, черные, как вороново крыло, волосы и глаза словно изумруды чистой воды. Меч варвара не раз спасал старцу жизнь и отнимал жизни у не в меру ретивых блюстителей нравственности и у поборников чистоты чужих кошельков.

Целый месяц старец провел без сна в объятиях лучших женщин, но с каждым днем становился все менее и менее щедрым. Лицо с седыми бровями приобретало все более и более скучающее выражение. Глаза, пылавшие поначалу, как два факела, погасли. Говорили, что по прошествии месяца, он умер, иссякнув, словно опорожненный бурдюк, но говорят так же, что он уехал на восток, в сторону великой морской пустыни, туда, где вечно восходит солнце.