Юрий Никитин - Ютланд, брат Придона

Он задохнулся, ощутил, как подламываются колени, но усилием воли удержался на ногах.

– Да… – прохрипел он. – И пошел бы с ним снова… И что ты мне теперь сделаешь?

– Ты, – проревел страшный голос, – такое мелкое существо… и ты смог?..

– А я не мелкое, – выдавил Аксиал через волну сжигающего жара. – Это ты… мелкое… Он шел сюда через реки огня и раскаленные горы, он преодолевал пропасти и шел по краю бездны… А ты от него прятался? Трижды мой меч… не дал врагам оборвать ему жизнь… Все мои доспехи иссекли, ни один кузнец не возьмет даже в переплавку, я сломал свой меч… но Ютланд жив всем назло! И теперь уходит наверх… живой и отважный…

Он успел увидеть, как с безумной скоростью на него несется стена из кипящего металла, но вскинул голову и засмеялся навстречу вызывающе и бесстрашно.

Конь и хорт выбежали навстречу, морды и глаза обеспокоенные, оба одновременно начали принюхиваться. Хорт зарычал, а Алац нервно мотнул головой, фыркнул, снова понюхал совсем по-собачьи и звучно прянул ушами.

Ютланд покачал головой, но обнял обоих, и так сидел с ними, самой близкой родней, что осталась на свете.

Бледный рассвет сменился алой зарей, сперва вспыхнули облака, затем красным огнем озарились верхушки деревьев, и пламя сбежало вниз, земля радостно зазеленела.

Ютланд поднялся, вздохнул и сказал, как надлежит говорить сильному мужчине:

– Надеюсь, выспались, морды? Днем будет не до сна.

В жарком блеске утреннего солнца он побежал по ступенькам на второй этаж достаточно бодро и уже почти не чувствуя усталости. Хорт несся прыжками впереди и, виляя хвостом, уверял, что их комнату сторожил всю ночь и никому не разрешал проходить даже мимо.

Мелизенда еще спит, хотя в окно проник солнечный лучик и щекочет ей нос. Она кривит мордочку, сердито сопит, время от времени трет нос кулаком, но не просыпается. Бледные вчера щеки сейчас румяные, спелые, как наливные яблочки, так бы и грызануть…

Он встал на колени рядом с ее постелью, стало слышно ее ровное сладкое дыхание, аромат ее тела, ощутилось пододеяльное тепло. Густой частокол длинных ресниц отбрасывает кружевную тень на щеки, в капризно вздернутом носике две смешные дырочки, через которые это существо умеет, оказывается, так сладко сопеть, сердито надутые губы, красные, сочные, как у ребенка, но уже не ребенок, она тоже, как и он, перетекает из одного существа в другое…

Мелизенда заулыбалась, прошептала тихо-тихо:

– Ют… ну почему ты раньше не…

Голос ее стал еще тише, губы шевелились, Ютланд наклонился ниже, но разобрать слова уже не удавалось, хотя она что-то говорила ласково и с легким укором, улыбалась и пришлепывала губами, будто пила сладкий вишневый кисель.

Его ухо задело ее губы, она вздрогнула, поморщилась, что-то буркнула и начала медленно открывать глаза. Ютланд поспешно вскочил, и когда она подняла веки, открывая изумительно чистые голубые глаза, он уже стоял чуть ли не на середине комнаты.

Она уставилась на него еще сонно, но мордочка начала принимать прежнее надменное выражение принцессы самого Вантита, того самого, который…

– Ют?.. Ты уже встал?

– Нет, – ответил он, – это я так лежу.

– А-а, – протянула она и зевнула, – странный у мужчин юмор. Как будто лошадь что-то хрюкнула. Отвернись, я встану.

Он повернулся к ней спиной, тут же услышал ее потрясенный вопль:

– Что у тебя за спиной?

Он буркнул:

– Думаю, за спиной у меня ты. А еще кровать.

– Нет, на спине!

Он сдвинул плечами.

– Лук и меч. Лук уже видела.

– А меч? – вскрикнула она. – У тебя меча не было!

– Теперь есть.

– Ты сумасшедший! – сказала она, он услышал шлепанье ее маленьких голых ступней. – Ты… даже не знаю… Это не меч, а просто не знаю что! Это чудо какое-то.

– Уже оделась? – спросил он. – Я поворачиваюсь.

– Нет! – взвизгнула она. – Еще нет!.. Откуда у тебя такое?.. Ночью волшебные птицы принесли?

– Они самые, – согласился он и медленно повернулся к ней. – Птицы…

Она стояла перед ним в ночной рубашонке, запрокинув голову и всматривалась зачарованно. В ее широко распахнутых глазах он увидел свое отражение. Она вспикнула, когда он неторопливо взял ее на руки, как ребенка. Что-то в нем изменилось, мелькнула у нее испуганная мысль, как будто стал выше, руки толще, крупные сухожилия выступают под смуглой кожей заметнее, а грудь шире и намного рельефнее, чем та, к которой прижималась в дороге.

С огромным усилием напомнив себе, что она – принцесса Вантита, и нельзя, чтобы ее брал на руки пастух из дикой Артании, она чуть отстранилась и прошептала совсем тихо: