Джин Вулф - Солдат Сидона

— Его имя что-нибудь значит? — спросил он.

— Темноту, мрак, несчастье.

— Ну нет! Он великолепен.

— Да, он, — ответил я, — но я сам — его несчастье.

Мальчик сказал, что город стоит на острове. Если мое счастье такое же темное, как и Атер, корабль уже прошел мимо. Но там где город, там много людей, и, может быть, у одного из них есть меч, который бог реки вернул мне.

Я СПРАШИВАЮ себя, откуда взялась на Атере уздечка? Писал ли я об этом здесь? Раньше я стреноживал его, но только что отпустил на волю. В ночи рыщут опасные звери — львы и кое-что похуже. Я хочу, чтобы он сумел убежать, если на него нападет такой зверь.

Есть настолько плохие лошади, что на них невозможно скакать. Может быть есть и настолько хорошие лошади, что на них невозможно скакать.

Время от времени я слышу, как он фыркает недалеко от меня. Я сижу перед маленьким костром, моей единственной защитой от зверей, которых мы оба боимся, и только павиан составляет нам компанию. Он требует, чтобы я писал все дальше и дальше — и все более и более маленькими буквами. У меня мало топлива для костра, и такой маленький огонь не может защитить ни от кого. Львиный рев. Я дважды слышал его. Сумасшедший смех, недалеко от моего костра.

ПОКА я писал, павиан ушел. Кто такая Мехит, которая сидела рядом со мной и ела мою еду? Конечно она друг, и я хотел бы, чтобы она опять была со мной. Я один всю ночь, и дрожу от ветра, который скоро будет еще холоднее.

АТЕР и я вышли к реке. Он больше не боится, но думает о кобылах, о сражениях с другими жеребцами, о спаривании с кобылами, о защите их и о жеребятах, которых они принесут. Человек не должен знать все мысли коня, на котором он едет, это неправильно, но я знаю.

Прошлой ночью я полировал свой щит, и вспомнил о белом жеребце — об оружии, которое носил и о львах, ревевших с каждой стороны, когда я мчался на нем на врагов. Но больше всего о жеребце, быстром как ветер — белом жеребце солнца. Как он был прекрасен! Как силен, красив и храбр! Я не сохранил его, и, скорее всего, не сохраню и Атера.

Мы выехали на берег реки, я сошел на землю, снял с него уздечку и бросил ее в воду. — Ты заплатил мне за то, что я спас тебя от львов, — сказал я ему. (Я прочитал об этом здесь.) — Мы квиты, я больше не буду владеть тобой, как хозяин рабом. Иди с миром.

Он какое-то время глядел на меня одним глазом, боясь поверить в свободу.

— Иди! Да будет с тобой удача! — Я хлопнул ладонью по его боку. — Найди ее!

Он отбежал почти на сотню шагов, потом повернул голову и взглянул на меня. Мы враги, Латро?

— Нет! — крикнул я. — Друзья! Друзья навсегда!

Он какое-то время глядел на меня, левым глазом, потом повернулся и неторопливо побежал прочь.

Какой-то человек в лодке, глядевший на меня, сказал: — Если ты освободил такого коня, ты, наверно, сумасшедший. Я собираюсь поймать его.

— Да! — Кончик моего копья остановил его прежде, чем он успел сделать хотя бы один шаг. — Да, я сумасшедший! Вся моя семья скажет тебе это, когда вы повстречаетесь в Стране Мертвых. — Наклонившись к нему, я угрожающе прошептал: — Я убил их всех. Мою жену. Детей. Родителей, ее родителей, и всех детей наших родителей. Все мертвы, все! Но я забыл их. — Я засмеялся безумным смехом, но не для того, чтобы впечатлить его, а потому, что моя собственная выдумка показалась мне правдой. — Вези меня в город на острове. Немедленно! Большая рыба собирается проглотить его. Крокодил сказал мне об этом, и я должен предупредить людей.

Я отвязал носовой фалинь и прыгнул в лодку. — Мы идем. Или я один. Разве она не поплывет лучше, если мы перевернемся?

Он быстро отпрыгнул от меня. — Это моя. Моя лодка. Без нее я умру с голода.

— Поплыли, — сказал я ему. Когда он высадил меня на берег, я дал ему монету, чем бесконечно удивил.

Я нашел таверну и поел, но не потому, что хотел есть, а потому что знал, что ел очень давно, и чувствовал себя слабым. Я съел горячий хлеб с лотка, весь дымящийся, жирный и подкрепляющий, и еще большую тарелку рыбного супа, по меньшей мере терпимого. На рынке я купил несколько свежих фиников. Они были липкие и вязкие, но хорошие, как и все, что человек может съесть.

Наконец я съел последний кусок и дал голодной собаке облизать мои руки; и мне пришло в голову, что я должен пойти в храм, что-нибудь пожертвовать богу и попросить его дать мне такую же память, как и всем остальным людям. Потом я должен побывать во всех храмах города, рассказать жрецам о Фалькате и попросить помощь их богов для того, чтобы вернуть ее.