Марина Дяченко - Медный король

Ребенок рассказывал позже, что за ним якобы являлось чудовище, но гекса его прогнал… Сам гекса не приходил в себя несколько часов и метался так ужасно, что мы боялись к нему приблизиться… Во всем этом была замешана магия, но женщина-маг не показывалась из своей комнаты, а старший зверуин был сам потрясен случившимся. Учитывая ужасное моральное состояние, в котором мы все находились, это происшествие показалось нам предвестником нового зла. Однако не прошло и двух суток, как страшные люди ушли из нашей гавани, и дым их черных кораблей растаял на горизонте…»

Лодка ударилась днищем о выступающий камень. Развияр перебрался через борт, по пояс ушел в холодную воду, нащупал ногами опору и выбрался на берег:

– Возвращайтесь. Мне надо побыть одному.

Не оглядываясь, двинулся по склону вверх; маяк был костяной, не то иголка исполинского морского ежа, не то прямой бивень, полый изнутри. Гнилая деревянная лестница вела наверх, у входа стояла черная бочка под крышкой. Пахло маслом и водорослями.

Согнувшись, Развияр заглянул под раковину огромного моллюска, но там никого не было, только горкой лежала груда тряпья. Он выпрямился и огляделся. Мирте сиял на горизонте, далекий, недостижимый.

Развияр сел на холодный камень, привалился к скале спиной и закрыл глаза. На маяке нельзя пропасть с голоду – рыба, водоросли… На маяке никогда не бывает темно. Не иссякало бы масло в бочке, не забывать бы поправлять фитиль. Наверное, что-то подобное чувствовал старый Маяк, впервые ступая на этот остров. Надо побыть одному… Долго. Очень долго.

Лодка ушла за скалу, но он чувствовал – они рядом. Не возвращаются на корабль. Ждут, когда он позовет; не решаются ослушаться – и не могут выполнить приказ.

«Тебя зовут Яска, – сказал тогда Лукс. – Ты моя жена. И ты не сбежишь от меня. Я заново расскажу тебе каждый твой день… От того самого утра, как ты родилась в поселке на Каменной Стрелке. Как росла, как стала магом, как открывала и закрывала куклам глаза… Как ты сражалась и как сняла проклятье с целого народа, и как родила сына. Я расскажу тебе твою жизнь, и ты все вспомнишь. Все будет снова, Яска. Веришь мне?»

Развияр вспомнил, как Яска улыбнулась в ответ на эти слова. Открыто, удивленно, счастливо – как в юности.

Они живы и целы. Они и есть его жизнь. Его жизнь пусть уходит, свободная, а он останется здесь – искупать вину, которую искупить не в человеческих силах.

И Мирте не горизонте. И ревущее пламя над головой. Но они – они живы и целы, и город стоит, как прежде, смотрится в воды залива…

– Развияр?

Он открыл глаза.

Они все-таки ослушались; лодка покачивалась на воде неподалеку от берега. У воды на влажных камнях стоял Подарок, всклокоченный, странно взрослый, похожий на молодого Лукса.

– Я ведь просил меня оставить в покое.

– Прости, – Подарок двинулся к нему, легко ступая широкими лапами по острым камням. – Только… Посмотри, что я для тебя нашел.

На его протянутых ладонях лежала краюшка хлеба, светло-серая, с коричневатой блестящей корочкой.