Андрей Шевченко - Пари Прометея

Егорыч автоматически глянул на песочницу, расположенную неподалёку от лавочки. Трёх или четырёхлетний карапуз, по-видимому, играл в гараж, места ему не хватило, и он расширил поле своей деятельности на "дом" девочек, которые накрыли песочный стол. Девочки в отместку сломали ему гараж, после чего началось посыпание детских голов песком, сопровождаемое хоровым плачем. Теперь букеты, сделанные из травинок и листиков были перемешаны с палочками, изображавшими когда-то крышу гаража, а чумазые и заплаканные дети были рассажены взрослыми по углам песочницы.

К бабе Лизе подошла бледная девочка лет пяти, та самая, которую мама оставила на попечение старушки. Егорыч, хотя никогда особо не утруждался запоминанием детских лиц, но всё ж они постоянно мелькали перед глазами, а эту девочку он не вспомнил. Как впрочем и её маму. Приезжие наверное, явно не "бабылизины" родственники. Несмотря на лето, девочка была очень бледна, будто просидела всю жизнь не видя солнца. Старушка тщательно отряхнула сарафан девочки от песка, потом достала из кармана белый накрахмаленный платок и вытерла ей лицо.

— Иди, играй, золотце! Не будет больше Ваня озорничать. Иди, садись в тенёк под грибочек.

Девочка послушно пошла к песочнице и села на бортик, но не играла, а молча смотрела на роющихся в песке детей.

— Горе то какое, — неожиданно тихо сказала баба Лиза Егорычу (он привык слышать её либо громко говорящей, либо кричащей), — такая маленькая, и такая страшная болезнь!

— У кого? Какая болезнь?

— У Лидочки. У неё лейкемия, — видя, что Егорыч видимо вспоминает, что это такое, баба Лиза пояснила: Рак крови. На глазах ребёнок тает. Это внучка Фёдоровой Нины Павловны — они прошлым летом приезжали, так девочка прямо живчик была, хохотушка, носилась, как угорелая. А сейчас от неё просто тень осталась. Нина Павловна слегла от горя. Девочке операцию должны сделать скоро, мозг костный менять, кажется… Если родители её деньги найдут на операцию. А откуда они такую прорву денег возьмут? Да и говорят, мало кому эта пересадка помогает. И как страшно! Ладно бы я чем таким заболела, я старая, своё уж отжила, а ведь она дитё совсем…

Баба Лиза всхлипнула и вытерла глаза накрахмаленным платочком. Небось неудобно таким жестким платком глаза-то тереть, совершенно некстати подумал Егорыч. Вдруг старушка резко повернулась к нему.

— Егорыч, а Егорыч? Говорят, будто ты целителем народным сделался, народ излечиваешь, прямо чудеса творишь. Правда это, аль нет? Будто Никонов Сергей после того, как у тебя полечился, снова рукой искалеченной двигает. Старик Вальс всем про это рассказывает, да ведь всем известно, что он соврёт — недорого возьмёт. Я лично думаю, что Никонов куда-нибудь съездил на операцию.

Егорыч в ответ неопределённо пожал плечами. Старушка не унималась.

— А тогда чего от тебя буржую Лёве от тебя надо? Охранников понаставил в подъезде, никого не пущают.

— Лиз, отстань! Нет там уже никаких охранников. Не веришь — сама сходи убедись.

— Сегодня нет, завтра будут! Ну не может же быть, чтоб богатей просто так сделал ремонт такому пьянчуге, как ты! Уж прости, Егорыч, что называю тебя так, да только ты ж не просыхаешь! К тому же, я тебе это в глаза говорю.

— Ну спасибо, что глаза мне открыла, а то без тебя я и не знал, — с усмешкой произнёс Егорыч.

— А потом ещё Вальс говорил, будто ты Серёжку Макарова от полиомиелита вылечил…

— Враки! Сама подумай, ну как можно вылечить от такого?

— Вот мне и интересно! И ещё говорят, будто ты большие деньжищи зарабатываешь…

— А ты деньги в чужом кармане не считай! — взвился Егорыч. — Не твоё это дело!

— А что это ты на меня разорался? Сидит тут, перегаром дышит, да ещё и кричит!

— Тьфу! — в сердцах плюнул Егорыч. — Ну до чего же ты вредная, Лизка! Вот сколько тебя помню — всю жисть такая! И как только Борис, царство ему небесное, с тобой сорок лет прожил? Маялся небось, каждый день!

— Ах ты, алкаш! Ты моего Борю не трожь! Это Дуне твоей памятник надо ставить, что с таким сколько лет прожила… Да другая бы ещё в молодости тебя бросила бы! А я так и не посмотрела бы вообще!

Они ругались в голос, совершенно не обращая внимания на улыбки соседей, расположившихся на соседних лавочках. Перепалки Егорыча с бабой Лизой уже давно стали чуть ли не традицией. Со стороны они выглядели как два дерущихся петуха, только что перья в стороны не летели. Ну, или как петух и курица, если угодно. Распалённый Егорыч встал с лавочки и, пристукивая от избытка эмоций палкой по асфальту, прохрипел: