Максим Субботин - Пламя разгорается

— А это выход, — сказала Марна. — Йарика, что у них завтра за событие?

— Отрешение заблудших душ. Очень надеются на наше присутствие.

— Многообещающее название, — протянула Марна.

— Прибьют кого-нибудь — и вся недолга, — зевнул Кларк. — Давайте спать.

— Дез, а какие ты эмоции чувствуешь? — Кэр подсел ближе к девушке. На ее губах появилась улыбка. Странная… хитрая…

— Сильные эмоции.

— А если их скрыть?

— Можно скрыться за маской, но внутри чувства продолжают жить. Я только учусь, ты же знаешь… наверное.

— То есть ты можешь прочитать любого?

— Не знаю, сейчас точно нет, — девушка пожала плечами. — Возможно, когда выучусь, смогу. Кэр облегченно выдохнул:

— Спокойной ночи.

— Спокойной.

Засыпая, эрсати думал, что же его так озадачило в коротком разговоре с Дезире. Лишь когда сон окончательно взял верх, понял: улыбка, которой он не придал значения. Она знает о его чувствах!..

За стенами деревни послышался стук пары молотков, звук распиливаемых досок.

— Что им не спится? — Гракх сонно протер глаза. В животе бурлило. «Надо было хоть поесть, раз в деревне предлагали ", — подумал он. Вечерний сухой паек провалился в желудок, словно состоял из воздуха. Завтрак был быстрым и сумбурным. Никто не рассчитывал, что отрешение начнется так рано. Из окон тянуло сырой прохладой, однако день обещал выдаться погожим. На небе ни облачка, кроны деревьев еле шевелятся.

— Хороший день для смерти, — глядя на раскрывающиеся деревенские ворота, сказал Кларк. — Никто не передумал смотреть на представление?

— Пойдем не все, — сказала Марна. — Нужно оставить охрану. На всякий случай…

— Я не останусь! — почти выкрикнул Кларк, потом уже спокойнее добавил: — Вдруг я не прав? Сам хочу в этом убедиться.

— Не останешься, не переживай, — в голосе Марны звучало раздражение. — Рурк, Абель, присматривайте здесь. Хилки, а тебя попрошу посидеть с Ани. Мало ли что там будет. Не дело ребенку на все смотреть. Посидишь? Старик кивнул.

— А почему вы все думаете о худшем? — скривила носик Свельса. — Я все равно верю, что они молодцы. Без строгости здесь не выжить!

— Скажи это тем ребятам, которых мы вчера видели в деревянных костюмах, — прошептала ей на ухо шивера. Со вчерашнего дня деревня преобразилась. Создавалось такое впечатление, что местные, занятые грандиозной уборкой, не спали всю ночь. Грязь и мусор исчезли, словно по волшебству. Если еще вечером пройти по улицам, не запачкав ног, было невозможно, то теперь место жидкой глины занял чистый песок.

— Клянусь станками родительских цехов, — оттопырив нижнюю губу, сказал Гракх, — это не люди, а автоматы. Сразу за воротами, на импровизированной площади, в песке, лежал идеально круглый настил из досок. В воздухе еще пахло деревом. На настиле стояла большая клетка. В ней, скорчившись на полу и прижавшись друг к другу, сидели двое — юноша и девушка. Обоим лет по восемнадцать, не больше.

— Я чувствую страх. Очень сильный… — тихо сказала Дезире. Она шла, опустив голову, опираясь о плечо Марны. Вокруг настила стояли люди. Наверное, их одежды можно назвать праздничными — чистые суконные рубахи и штаны у мужчин, длинные платья у женщин. На ногах плетенная из бересты обувь. Взгляды исподлобья, но не сказать, чтобы неприязненные. Скорее, удивленно-испуганные.

— Мы точно не лишние? — озираясь, спросила Свельса. — У меня ощущение, как будто в чужую спальню заглянули.

— Так пригласили, — подмигнула ей шивера. — И, знаешь, подсматривать тоже очень интересно. Поверь…

— Проходите, добрые путники! — услышали они голос Антония.

Преподобный стоял перед той частью самолета, которая использовалась в качестве храма. Сегодня он нарядился в белоснежную мантию до пят, расшитую красными и желтыми нитями. Орнамент из переплетающихся ломаных линей затрагивал широкие рукава, пояс и плотно обхватывающий горло воротник. На спине и груди золотом сияли кресты с расходящимися во все стороны лучами. На голове красовался высокий колпак, в основании обмотанный чем-то вроде полотенца. В руках он держал посох: длинный, резной, с маленьким крестиком на оголовье.

По правую руку преподобного стоял Михаил. Он тоже сменил одежду: светло-серая, без узоров, мантия, серый колпак. Путь от храма до настила был усыпан травами и зернами.

— Все в сборе! — Михаил поднял руки к небу. — Господь благоволит нам, ибо смотрит незамутненными очами на рабов своих. Внемлите же гласу Божьему! Услышьте плач его по детям своим, ибо запутались они в грехах своих. Мы, избранные перстом его, должны хранить оставленные нам заветы, почитать их, следовать им.