Виктор Ночкин - Могила повелителя

Наконец собиратель склонился к шершавой поверхности камня… положил ладони, ощупал холодную грань… сжал руки и сделал первую, пробную попытку. Плита не шелохнулась. Корди потянул изо всех сил, уперся каблуками в землю, рванул, потащил… дерн под ногами подался, каблуки глубоко ушли в землю, тело собирателя стало мелко дрожать — волны зла растекались по плечам, выплескивались из груди, где часто-часто колотилось сердце, зло струилось по предплечьям, наливало черным свинцом бицепсы, бросалось на Серый Камень… и падало, отброшенное другим, большим злом, которое вложили в обломок скалы Семеро Спасителей Мира…

Корди выл и рычал, звенья кольчуги на плечах стали со скрежетом расходиться, сталь гнулась и лопалась — та самая сталь, что хранила собирателя в странствиях по Кругу и от оружия людей, и от когтей зверья. Если бы усилие Корди могло обернуться порывом ветра, такой ураган, наверное, разметал бы холм и сорвал Серый Камень — когда б напору зла собирателя не противостояло еще более могущественное зло, которым Спасители Мира запечатали могилу.

Под неподъемно тяжкими грудами земли вертелся и рычал Повелитель Тьмы — Корди знал это, хотя наверх не прорывалось ни звука и ни малейшее колебание почвы не сотрясало холм, могила была запечатана огромным злом, сквозь эту преграду не могли прорваться ни жалобы, ни стоны…

Потом Корди уронил руки, соскользнул к подножию плиты и заплакал. Он рыдал горько, безудержно и отчаянно, как ребенок. Зла, принесенного под сердцем, оказалось недостаточно.

Пока Корди бился с Серым Камнем, невольники из Ойрикова каравана спали, утомленные трудной дорогой. Колодок с них на ночь не снимали. Теперь товар старика состоял из сорока человек, и надсмотрщики считали, что их слишком мало, чтобы уследить за такой толпой, а потому пользовались всеми средствами усмирения. Колодки представляли собой палки, довольно тяжелые, к одному концу были привязаны запястья пленника, другой крепился к ошейнику, коме того, все ошейники были пристегнуты к общей длинной цепи. Таким образом, караван превращался в бренчащую лязгающую, вздыхающую вереницу утомленных путников. Колодки, используемые подручными Ойрика, были не слишком надежными — веревку можно было распутать или перетереть острым камнем, но они были тяжелыми и мешали разогнуть спину. Эти палки играли роль символа рабства — и прекрасно справлялись. Во время марша по северным областям, всякий раз, когда умирал кто-то из пленников, Ойрик-работорговец шутил, что, дескать, колодки пойдут на дрова для костра, а покойный — в пищу остальным. Кроме самого работорговца, никто не смеялся, эта острота была не слишком далека от действительности…

Утром Пегий, исполнявший обязанности повара, накормил пленников горячим овощным варевом, и Ойрик велел выступать. Погода держалась ясная, солнечная, старик довольно щурился под теплыми лучами. Он гордо вышагивал во главе конвоя, бодро постукивал тростью. Окованный сталью конец оставлял в пыли приметные углубления, но их тут же затаптывали разбитые подошвы грубой обуви рабов. На спины мужчин покрепче были навьючены пожитки — мешки с брюквой и картошкой, запасные цепи, ошейники, веревки и прочее барахло, купленное или украденное хозяином в пути. Иногда Ойрик оглядывался, тогда его улыбка делалась еще шире.

Красильщик догнал хозяина и пристроился рядом. Сперва шагал молча и изучающе поглядывал в довольное лицо Ойрика. Потом заговорил:

— Слышишь, дедушка, а ведь вчерашний товар-то — с гнильцой.

— Товар — первый сорт! — удивился старик. — Паренек молодой, крепкий, да девка, та и вовсе — удачное приобретение. Вот увидишь, двойную цену за нее возьму.

— В Раамперле?

— В Раамперле… или еще где. А чего ты вдруг?..

— Пегий твой нам рассказал, этих двоих весь юг знает. Парень — певец, в Раамперле толпы народу собирал.

— Пегий… — Старик нахмурился.

— Нет, он хоть и пришибленный малость, но в этот раз правильно сделал, что нам с Плесенью рассказал, а вот ты своей жадностью угробишь нас, право слово.

— Ну ладно, ладно… не поведем эту пару в Раамперль, здесь сбудем, — сдался Ойрик.

— И здесь нельзя, — напирал солдат. — Певец — бродяжка, шатался по всему Кругу, его и здесь могут признать. Это еще чудо, что нам патруль белых до сих пор не попался. Да еще пацан с ними был. Сбежал… пацан-то… а ну как приведет белых крыс?

Оба огляделись. В самом деле, удивительно — воины Ордена как сквозь землю провалились, хотя еще вчера округа кишела белыми плащами. И ведь до Серого Камня было рукой подать, округлая верхушка уже показалась вдалеке… Обычно добрые братья не оставляли могилу Повелителя без присмотра.