Денис Чекалов: По законам Преисподней

– Вспомни, что ты сказала мне там, у Марангового холма.

Я хотел встать на ноги, но наткнулся на бешеный взгляд Френки, и остался в кресле.

– Не помню, – сказала демонесса.

Хобгоблин яростно хлестнул ее серебряной цепью.

Франсуаз зарычала от боли.

– Лжешь, – сказал Харубей.

Он размахнулся снова.

В то же мгновение, демонесса рванулась к нему. Мифриловые острия вскрикнули, и вылетели из стены. Магические кандалы спали; Франсуаз распрямилась и, упав на одно колено, с силой ударила Харубея кулаком в грудь.

Девушка пробила его тело насквозь.

Волшебный доспех порвался, словно бумага. Свинг демонессы проломил хобгоблина насквозь. Окровавленный кусок плоти, топорщась белыми обломками ребер, вылетел из султана, и упал на темные доски.

Харубей задохнулся, и два бьющихся сердца выпали из чудовищной раны.

Третье еще оставалось в теле; но его сил не хватало, чтобы поддерживать жизнь в искалеченном теле воина. Хобгоблин всхрипнул, и скорчился у ног девушки.

– Зря ты меня нашел, – сказала она.

Стоя на перроне, я вдруг поймал себя на том, что шепчу заклятия хрусталя .

А, вы не слышали, что это такое?

Эльфы не любят грязной работы; истинный дроу скорее откажется от второго завтрака (небывалое дело!) – чем согласится примести пол, или почистить верхового дракона.

Многие держат слуг, – но только не эльфы.

Слуга, – это человек, который сильней других тебя ненавидит, и которому проще всех остальных прирезать тебя во сне.

С детства, темных эльфов обучают заклятиям хрусталя . С их помощью, мы создаем поющие сферы; и там, где звучит колдовская музыка, – вся грязная работа исполняется сама собой. Со временем, это входит в привычку, – как гном курит свою вересковую трубку, так темный эльф неторопливо чертит на небосклоне сияющий орб.

Не помню, когда я в последний раз чувствовал чары хрусталя.

В Пустошах от них мало толку, – там столько грязи и зла, что даже тысячи сфер не смогут справиться с этим.

А колдовская энергия, – штука ценная; в бесплодной земле гоблинов, где у каждого в кармане уже припрятана нитка, чтобы нанизать на нее твои острые эльфийские уши, – здесь не стоит расходовать ману попусту.

Но здесь, стоя на пустынном перроне, я вновь начал творить заклятия .

Это значило, что я уже дома.

Поезд стоял здесь минут пятнадцать; я вышел, лишь бы не оставаться в купе.

Позор для эльфа, – насвиньячить в вагоне; а уж тем более, кровью и кишками дэва. И хотя мусорил не я, а Франческа, мне все равно было стыдно посмотреть в глаза проводнице.

Хрустальная сфера взмыла высоко в воздух, озаряя небо ровным сиянием.

– Вот ты где, старина!

Летающее ландо остановился рядом со мной.

Резная дверца открылась, и на меня выпрыгнул Фредди Арбатнот.

Шумный, яркий, веселый, – он, как всегда, был одет по последней столичной моде.

Шейный платок повязан бантом, поверх стоячего воротника- отцеубийцы , в котором крахмала больше, чем ткани; кончики галстука спрятаны под жилет. А жилетов он носил пять, причем нижний всегда выглядывал из-под верхнего.

Поверх красовался фрак, с узкой талией, и пышный в плече.

Стоило ногам Арбатнота коснуться перрона, как на голове его распахнулся боливар, – широкополая шляпа, с изящным заклинанием, что позволяло ей складываться и исчезать, когда ее владелец захочет.

– Наконец я тебя догнал! Я еще на прошлой станции тебя видел; но когда из портала вышел, гляжу, вы уже уехали; ну я и кричу кучеру – десять золотых, если поймаешь тот поезд!

Я вздохнул с облегчением.

Старина Фредди никогда не поедет туда, где не слышен голос Черного Круга, и не сияют охранные руны эльфов. А это значило, что мы уже пересекли границу Трилистника, и можно не опасаться дэвов и их полоумных братьев.

– Майкл, до чего я рад тебя видеть, – говорил он, пытаясь оторвать мне руку. – Все мы наслышаны о твоих делах в Пустошах; в Черном Круге и Даркмуре только об этом и говорят.

Я от души надеялся, что это неправда.

Если легаты Синедриона узнают, чем я на самом деле занимался в степях Безмолвия, – я вряд ли получу хороший пост в Изумрудной Башне. За время моих скитаний, я пал так низко, что даже иногда помогал людям бесплатно, – а такой позор никогда не смыть.

Но, судя по лицу Фредди, о моих грехах никто не догадывался.

Арбатнот закинул мне руку на плечо и говорил, взмахивая в такт зажженной сигарой.