Денис Чекалов - По законам Преисподней

– Правда, другие дети на каникулы приезжали. Почти все, как диплом получат, снова к нам возвращаются, в слободу. А даже если кто останется в городе, так все равно то и дело домой заглядывают, на ярмарку да на праздники, или просто так, и родители их навещают часто.

Сторож задумался, – видимо, вспоминая о своем собственном сыне.

– А Грег, как уехал в колледж, так и не помню, чтобы он вообще здесь хоть раз показывался. И стариков никогда не приглашал к себе. Наверное, маленький сперва был, вот и не позволяли ему домой ездить, а потом, когда вырос, видно, и он, и родители его как-то да поотвыкли. Ну не знаю, – не мое это дело, лезть в чужую жизнь.

Послышались разговоры, топот ног, и выйдя за калитку, мы увидели, как базарная площадь медленно заполняется вормами.

Они заметили нас, разговоры стихли, и настороженная толпа уставилась на нас сотнями глаз.

– Чем обязаны? – поинтересовался один из фермеров.

– Не лезь поперед других, – оборвал его другой ворм.

Тот был повыше остальных, пошире в плечах и одет побогаче. Вышел вперед, развел все шесть рук и сказал:

– Милости просим, гости из города Преисподней, в слободу нашу, на вольный хутор. Я староста, и зовут меня Онуфрий. Пойдемте в дом мой, там у меня и кабинет рабочий, там гостей принимаю и дела веду. А вы, друзья мои, – обратился он к односельчанам, – расходитесь по домам, занимайтесь своими делами. Приход любезных гостей вас не касается.

Вормы постояли немного, тихо переговариваясь, потом разошлись, бросая на нас не слишком гостеприимные взгляды.

Мы направились к дому старосты.

Особняк почти не отличался от других, – такой же крепкий, ухоженный, свежая краска блестела на окнах и наличниках. Мы поднялись по небольшой лесенке, резная дверь открылась, и мы оказались в пустом, прохладном и полутемном коридоре.

– А вот направо мои, так сказать, хоромы, а налево кабинетик рабочий.

Мы прошли в просторную, не заставленную мебелью комнату, и уселись на крепких дубовых стульях.

– Итак, – староста выжидательно посмотрел на нас. – Думаю, ваши приезд связан с печальной смертью нашего друга, Грегори Джардниса.

– Это правда, – согласился я. – Прежде всего, позвольте принести наши соболезнования.

Франсуаз вынула из-за наруча ветку циаргуса, и зеленый бутон сразу раскрылся, белоснежными лепестками. Староста склонил голову в молитвенном жесте. Цветок загорелся, вспыхнул, и девушка держала его в руках, пока огонь не коснулся ее пальцев.

– Мы были на Вознесении, – сказал я. – И почему-то не видели никого из ваших.

Староста внимательно посмотрел на меня, а потом усмехнулся.

– А неужели сами не понимаете?

– Может, вы объясните?

Ворм поудобнее устроился в кресле – изогнулся гусеницей, и подпер голову нижней парой рук.

– Ну рассудите сами. Один из нас в кое-то веки выбрался на такой верх. Сами знаете, как в городе Преисподней относятся к вормам. Нас ставят на одну доску с полукровками, – хотя мы, вормы, подревнее будем, чем все эти демоны, некроманты и саламандеры.

Он хмуро посмотрел на Франсуаз, ожидая возражений, но девушка промолчала.

Френки не спорит.

Она просто срубает головы.

– Грегори был Подателем Скипетра, – продолжил свой рассказ староста слободы. – Это один из самых важных постов в городе Преисподней, – из тех, что открыты всем, а не только аристократьям. И что случилось, как только одному из нас повезло? Его убили, убили жестоко, в доме одного из верховных демонов. И мы подумали, стоит ли нам приходить на Вознесение? Видно, он прогневал кого-то. Глядишь, и нам всем достанется. Родители его умерли, друзей не было, вот мы и решили не приходить.

– А кого вы там боялись? – спросила Френки.

Староста хитро ухмыльнулся.

– Небось, коли Совет Тринадцати хотел бы найти преступника, – так давно бы нашли. А в городе тишь да гладь, никто и не собирается искать убийцу какого-то там ворма. Да и сам лорд Лодочник, хотя все шесть лап Грегори пожимал, а глядишь, не сильно-то спешит отомстить за него. Вот мы и подумали, – что ж мы будем вылазить тоже?

– А тем более, – подсказал я, – если он вообще в вашей деревне чужой.

Лицо старосты перекосилось от неудовольствия.

– Ну что значит чужой?

– Да то и значит; нетрудно было заметить, что вы его своим не считали.

– Ну, – тут же заюлил староста. – Мне кажется, вы неправы...

Франсуаз приподняла одну бровь.

– Что ж, – осторожно ответил ворм. – Если вы уже и сами все знаете, если вам кто-то проговорился, значит, я никакого секрета не выдам. Тем более, сам Грегори уже мертв, и родители его тоже. А дело было так… Если барышня не возражает, – сказал староста, доставая трубку.