Елена Хаецкая - Новобранец

Дом слепо и скучно таращился на них плохо вымытыми окнами. Денис решительно нырнул в подъезд. Он осмотрелся. Вроде бы, некоторые надписи на стенах он видел и прежде. Или то были такие же? Должно быть, искусство читать граффити требует некоторой подготовки, равно как и искусство читать комиксы. Некоторые вот не могут.

Лестница с осыпающимися ступенями тоже показалась Денису знакомой. Он уверенно взбежал наверх.

Они с мамой проходили сквозь какую-то огромную квартиру. Та стояла открытой. Через нее все ходили, жители давным-давно привыкли. А может быть, это и не жители вовсе, а какие-то самовольно вселившиеся бродяги, о которых все забыли.

Денис увидел раскрытую дверь и вошел.

Его поглотил коммунальный коридор. Последняя дверь этого коридора терялась вдали, как будто Денис смотрел в зеркала, поставленные друг против друга.

Денис сделал несколько шагов вперед, и входная парадная дверь отодвинулась так же далеко, как и дверь черного хода. Ходы, лазейки, вешалки, детские ванночки, санки, лыжи, шубы, кадушки, сундуки — все это умножалось и дробилось, а Денис все шел и шел, и мимо него текли маразматические бабушки в ситцевых халатах, дети на трехколесных велосипедиках, мамаши с кастрюлями, подростки в мятых ядовитых майках, кошки с их нелепой повадкой джентльменов в затруднительной ситуации, растерянные мужчины в мешковатых штанах, бодрые пенсионеры в трениках… С каждым мгновением они делались все менее естественными, как будто сновидению наконец надоело прикидываться чем-то материальным и оно, окончательно обнаглев, открыто призналось в своей иллюзорности. Что, впрочем, не означало поражения: выпускать жертву из своих цепких объятий разоблаченное сновидение вовсе не спешило. Денис увидел громоздкий черный телефонный аппарат и множество номеров, россыпью записанных вокруг него на обоях, и окончательно разуверился в реальности происходящего.

Он остановился и закричал что было сил:

— Моран! Джурич Моран!

Никто даже ухом не повел. Только кошка повернула голову и посмотрела прямо ему в глаза, словно пыталась сделать внушение касательно хороших манер.

Денис пнул кошку, и она мгновенно утратила все свое высокомерие. С позорным мявом животное убралось на вешалку и там сгинуло.

— Моран! Джурич Моран! Моран!

Никакого ответа.

Денис побежал по коридору. Он несколько раз заворачивал за угол, сбил с ног старушку со свеклой в руке, промчался сквозь пьяного соседа с папиросой, — тот даже не пошатнулся, — перепрыгнул через девочку с бантом на макушке, игравшую с котятами посреди кухни, и вылетел на черный ход.

Здесь должна быть дверь с надписью «Экстремальный туризм».

Вот здесь она была. Денис ее помнит.

Он стоял на площадке, заплеванной, с горами окурков между окон, и глупо таращился в пустую стену.

Там не только не оказалось таблички. Там вообще не было никакой двери.

Анна Ивановна боевиков не смотрела и оттого не смогла бы процитировать любимые фразы классических персонажей, например: «Ты только что совершил самую большую ошибку в своей жизни». Или «В таком случае я найду его первым». Да, фраз она не знала, но безошибочно воспользовалась опытом героев Уиллиса, Ван Дамма и Шварценеггера.

Она нашла Морана первой. Пока Денис благодушествовал, плавая на познавательных детских каналах и изучая строение человека, космоса, Берлинского зоопарка и стаи гиен на австралийских равнинах, его мама храбро отправилась штурмовать твердыню Морана Джурича.

Моран встретил ее на пороге. Он знал, что она придет, потому что увидел ее в окно.

— С вами никого? — быстро спросил Моран. Он высунулся на лестницу, огляделся, втолкнул Анну Ивановну в квартиру и захлопнул дверь, тяжело дыша.

— Я одна, — ответила она, прижимая к груди сумку.

— Что, деньги принесли? — спросил Моран жадно и облизнулся.

— Нет, денег пока нет… Я с разговором.

— Ладно, говорить можно без денег, — согласился Моран. Он схватил ее за руку и потащил за собой.

Анна Ивановна очутилась в кабинете Морана Джурича. Она увидела стол, оставшийся от прежних хозяев, старинный добротный стол с маленьким хорошеньким бортиком, нечто вроде заборчика по краям. Украдкой она потрогала столешницу и проговорила:

— Как хорошо все-таки раньше вещи делали.

На стене, прикнопленные, криво висели полароидные снимки. На них были запечатлены самые разные люди в дурацких карнавальных костюмах. Некоторые фотографии выцвели почти добела, на других расползлась эмаль, одну почти целиком засидели мухи.