Николай Романецкий - Конь в малине

– Дернешься, пущу ей пулю в сердце.

Несуществующий пистолет был ему не виден, и он заволновался. А тут еще старая ведьма завопила:

– Володя, у него пистолет!.. Он мне пистолетом прямо в грудь!

– Мама, что случилось? – раздался из комнаты голос Альбины.

– Пусть дочка сидит, где сидит, – быстро сказал я. – Иначе прихлопну мамашу. Мне терять нечего!

Парень окончательно растерялся. Конечно, если бы стерлинг был настроен на игольчатый луч, охраннику не стоило бы никакого труда пальнуть мне в неприкрытую голову. Но, похоже, настройка была веерной, и он боялся зацепить заложницу. Ему, в отличие от меня, было что терять.

Я вдавил палец в рыхлое тело посильнее, и старая ведьма заверещала от боли.

– Мама! – Альбина вылетела из комнаты, как игрушечный чертик из табакерки.

Охранник схватил ее за руку:

– Куда вы? Назад!

Большего мне и не надо было. Левой рукой я схватил старуху за воротник халата, оторвал от себя, а правой выдернул из кобуры родимого «етоича». Мгновение, и дуло уперлось мамаше в левый висок.

Дальнейшее было просто. Увидев пистолет, Альбина застыла с расширенными от ужаса глазами. Повинуясь моим приказам, охранник положил стерлинг на пол, ногой отбросил оружие в дальний угол. Я стащил мамашу с себя, поднялся на ноги, галантно предложил пожилой женщине руку. Она, правда, моей галантности не оценила, встала сама, придерживая на груди оставшийся без пуговиц халат. Потом вся наша дружная компания проследовала в комнату, где я приложил охраннику рукояткой пистолета по затылку. Сдержанно приложил – убивать его вовсе не хотелось. Затем подтащил бесчувственное тело к батарее парового отопления и приковал браслетом к трубе. Все это время мамаша и дочка сидели на диване, вцепившись друг другу в плечи и с ужасом следя за моими боевыми действиями.

Разобравшись с охранником, я повернулся к ним:

– Ну вот, дамочки! Больше он нашей беседе не помешает.

И тут нервы старой ведьмы не выдержали. С воплем: «До-о-очушка, он убьет тебя! Беги-и-и!» – старуха бросилась на меня, норовя вцепиться скрюченными пальцами в лицо. Пришлось ударом по голове уложить на пол и ее.

– Мамочка! – завопила Альбина, вскакивая с дивана.

– Сидеть! – Я направил пистолет ей в лицо.

Она тут же угомонилась, забралась на диван с ногами, сжалась в комочек. Я опустился возле мамаши на одно колено, пощупал пульс на шее. Старая ведьма была жива.

– Ничего с нею не сделалось. – Я сел в кресло возле стола. – А теперь поговорим.

Как и в первую нашу встречу, Альбина быстро пришла в себя. Спустила ноги с дивана, сжала кулачки, пронзила меня бешеными глазами.

– Нам не о чем говорить!

– Вот как?.. А о детях, которых вы убили с помощью доктора Марголина.

– Это ложь! Я никого не убивала!

– Вот как?.. Тогда поговорим о «рубашках», которые вы с них сняли.

Лицо ее на мгновение перекосилось от страха. А потом она закрыла глаза и протянула в мою сторону растопыренные пальцы. Вздрогнула. Открыла глаза – в них вновь стоял смертный ужас.

– Как… Как вам удалось воспользоваться той «рубашкой»? Это же невозможно… Если только вы… вы… вы… – Ее заклинило: она все поняла.

– Да, я отец ребенка, которого вы с Марголиным убили год назад. Я муж Екатерины Савицкой.

Она вновь быстро взяла себя в руки.

– Муж объелся груш… Между прочим, ваша любезная Катя весь этот год наставляла вам рога.

Я усмехнулся:

– Мне это известно. Как и многое другое. Я прочитал дневник Виталия Марголина.

– Он вел дневник? Вот дурак!

Слово «дурак» прозвучало вовсе не как оскорбление: похоже, эта женщина все еще любила своего подельщика.

– Это вы сказали моей жене, что он убил обоих ее детей: моего и Марголинского?

– Ничего я никому не говорила! У вас нет никаких доказательств. Вам не поверит ни один следователь, ни один суд!

Да, внутри этой хрупкой женщины скрывался стальной стержень.

– Для суда, каким я собираюсь судить вас, не нужны никакие доказательства!

Это ее проняло.

– Вы… Вы собираетесь убить меня?

– Пока что я задаю вопросы. Как говорят у ментов, чистосердечное признание может быть учтено судом.

Она кусала губы и пожирала меня ненавидящим взглядом. Я молча ждал, недвусмысленно поигрывая пистолетом. Наконец не выдержал:

– Кстати, не надейтесь на помощь со стороны Павла Ивановича Поливанова. Или Раскатова – не знаю уж, как он вам представлялся. Он отвечать на вопросы не хотел и теперь мертв.

Ненависти во взгляде рыжей прибавилось. Желания говорить – ничуть.