Николай Романецкий - Конь в малине

Я добрался до улицы Рубинштейна, нырнул под арку, во двор-колодец. И вдруг понял, что сюда мне еще рано. Развернулся на сто восемьдесят градусов и направился туда, где обитают торговцы пищей и предсказаниями.

Давешняя цыганка подошла сама.

– Привет, бриллиантовый! Не Земфиру ли, случаем, ищешь? Так я вот она.

– Тебя зовут Земфира? – сказал я.

– Да, алмазный… Опять погадать надо? Неужели в прошлый раз ошиблась?

– Не ошиблась. Все так и есть. И дорога в казенный дом, и блондинка, и ребенок мертвый… Хочу теперь знать, почему я должен опасаться девицы рыжей и зеленоглазой.

– Вон чего захотел! – Земфира усмехнулась. – Все просто, алмазный. Она в тот день подошла ко мне, показала тебя и попросила раздобыть три волоска с твоей прически.

– Рыжая была здесь, на рынке?!

– Конечно, изумрудный! Волоски я ей отдала, потому что знала: она не сможет тебе навредить.

Все стало окончательно ясно. Теперь я знал наверняка, чьи пальцы крутили меня в снах, пытаясь проткнуть копьем грудь. Ведьма пыталась устроить мне «аварию мотора». И любой патологоанатом сказал бы после вскрытия: «Разрыв сердца. Надо было парню поменьше курить!»

– А откуда, Земфира, ты узнала, что она не сможет навредить?

– Алмазный мой! – Лицо цыганки тронула лукавая улыбка. – Я же гадалка! Хочешь, еще погадаю? Позолоти ручку!

Я дал ей десятку.

Земфира сунула ее за вырез платья, взяла мою ладонь, стиснула в руке.

– Опять впереди дорога в казенный дом, красавчик. И по-прежнему сохнет по тебе блондинка. Второй твой ребеночек будет здоровый и очень-очень счастливый. А опасаться тебя надо деве рыжей и зеленоглазой.

– Это верно, Земфира, – сказал я. – Опасаться ей ох как надо!.. А что там с казенным домом? Вернусь я из него?

– Не знаю, алмазный. – Земфира тряхнула жгуче-черными волосами. – Не вижу.

Я достал еще десятку, протянул ей.

Она оттолкнула мою руку :

– Не надо, бриллиантовый! Не вижу я. Честно говоря, и казенного дома не вижу. Так сказала, для красного словца.

– А что же ты вообще видишь?

– Вижу, что тебя очень изменило. Ребенок твой умерший с тобой. Он взял на себя твою смерть. Вот и все, что я вижу.

– Значит, соврала?

– Зачем соврала? Люди платят за приятное. За неприятное никто платить не станет. И во второй раз не придет. И ты бы только ради вопросов о рыжей не пришел.

– Пришел бы!

Земфира покачала головой:

– Не пришел бы. Ты ведь и так обо всем догадывался.

Она была права. В чем – в чем, а в психологии людской она разбиралась.

– Ладно, Земфира, – сказал я. – Не хочешь, значит, говорить о неприятном?

Цыганка вновь покачала головой.

– Не вижу я в тебе, алмазный, неприятного. И приятного тоже не вижу. Закрытый ты теперь от меня. И от рыжей той закрытый. Иначе бы тебя уже и в живых не было. У рыжей сила, которой у нас не бывает, но не по зубам ты ей.

Я понял, что ничего больше не добьюсь: либо Земфира не хотела говорить, либо и в самом деле была бессильна перед моим будущим.

– Прощай, гадалка! – сказал я. И ушел.

Замок в квартире Паутовых был все тот же, и справился я с ним за десять секунд. Осторожно потянул за ручку. Дверь открылась всего на пару сантиметров – оказалась запертой на цепочку. Опасаются дамочки незваных гостей…

Пришлось вернуть замок в исходное состояние и прибегнуть к помощи звонка.

– Кто там? – послышался голос старой ведьмы.

– Сантехник, – сказал я.

Прием кретинский, но он сработал. Звякнула цепочка, щелкнул замок.

Я рывком распахнул дверь, ввалился в прихожую. И тут же понял, почему сработал кретинский прием – в лицо мне смотрело черное окошечко стерлинга.

– Заходи, сантехник, – сказал его владелец, молодой парень лет двадцати. – Морду к стене, лапы на затылок.

Я повиновался.

– Татьяна Владимировна, закройте дверь.

Щелкнул замок, звякнула цепочка.

– Теперь, сантехник, на пол! Морду вниз, лапы в стороны!

Я повиновался, лег так, чтобы правая рука была ближе к нему.

– Татьяна Владимировна, вот браслет, наденьте ему на правую руку!

Я лихорадочно соображал, что делать. Вот вляпался так вляпался, Арчи Гудвин хренов!

Между тем старая ведьма наклонилась; чтобы было удобнее, оперлась коленом мне на спину. А может, хотела прочувствовать, что это такое – попирать коленями мужчину.

Другого такого шанса может и не быть. Резко катнувшись в сторону, я подсек старуху, подправляя левой рукой траекторию ее падения. В результате Паутова-старшая с визгом улеглась на меня, а я ткнул ей пальцем правой руки в расплющенную левую грудь и сказал, глядя парню прямо в глаза: