Глен Кук - Песнь крови

Шанторы у Ниброка в колокольца не названивали. Они пытались поначалу, но с таким энтузиазмом, что сержант стражи приказал им стоять тихо.

Лжешанторы нервничали. Их господин собрал всех оставшихся для последней отчаянной атаки. И атака эта казалась делом безнадежным. Лжешантор посмелее заикнулся было насчет нелепости плана. Сказал: «Может, мы сами в цитадель ломимся лишь для того, чтоб нас сюда через весь город тащить не пришлось?» Но ему велели заткнуться и ждать сигнала.

Сержант стражи так и не понял, снаружи раздался свисток или из цитадели. Но случившееся после крепко впечаталось ему в память — и в череп.

Толпа шанторов хлынула в ворота, избивая стражу, писцов и желающих награды. Сержант сумел ударить пару раз, пырнул кого-то — и рухнул, оглушенный.

Банда разделилась: половина кинулась наверх, другая — вниз, к подвалам, где сидели уже многие сообщники. Нижней половине не повезло: свернули не туда, сбились с пути, минут пять искали дорогу, и за это время тюремщики и стража успели подготовиться. Ударили, когда бандиты уже открывали камеры, — и началась катавасия.

Никто из напавших из нее не выбрался.

— Это капитан с парой солдат. Они Полибоса привели, — сообщил Шпат, глядя в глазок.

Затем открыл дверь. Солдаты потащили Полибоса внутрь — и тут сзади обрушилась волна лжешанторов.

Шпата с Полибосом, капитана и солдат она захлестнула сразу. Святоша одного подстрелил, второму вышиб мозги арбалетом. Затем укрытие из зеркал разнесли вдребезги. Святоша отбивался от посохов голыми руками, сумел приложить пару раз как следует, но продержался недолго.

Лежал, глядя сквозь застилающую глаза муть, как напавшие побежали к Карацине, пленным и косматой человекообезьяне. Лжешанторы далеко обходили прибитого к стене Жерка-старшего. Орали друг на дружку, поторапливая.

Святошу ухватили, подняли. Заметил: подняли и Шпата, сцапали Карацину…

После началась суматоха: всеобщая драка, крики и неразбериха. Кто-то из Ниброка бился с бандитами, кто-то им помогал. Трупы валились тут и там.

Первый из тащивших Святошу получил в лицо тупым концом. Второй пленника выпустил и кинулся наутек. Перед глазами Святоши все поплыло.

Очнулся от энергичной встряски. Чертыхнулся, искупил грех сквернословия цитатой из Писания, затем открыл глаза. Трясшего узнал не сразу — лицо сплошь залито кровью, волосы слиплись… А, так это же капитан, пытавшийся доставить Полибоса!

— Ты как? — спросил капитан участливо.

— Думаю, выживу. Этих всех завалили?

— С дюжину удрало. — Капитан посмотрел вокруг, затем добавил: — Все цитадельные крысы из нор повылазили. Ваш восточный приятель выложил все козыри — и почти все пошли в отбой.

— Не слишком ли много, чтоб спасти одного Полибоса?

— Полибоса? — Капитан рассмеялся невесело. — Да его первым прикончили.

— Кого ж тогда?

— Женщину и обезьяну. Женщину, конечно, в первую очередь. Да еще тебя с приятелем хотели утащить.

Святоша приподнялся — но перед глазами поплыло снова, застучало в висках.

— А как Шпат?

— Утащили его.

Вскоре прилетели первые слухи: напавших никто не остановил, они двигались быстрее, чем разнеслись новости о нападении на цитадель. Но ни единый их шаг не остался незамеченным. Побежали они — кто бы сомневался? — прямиком к набережной.

Ездок сразу заметил слежку. Пасли его трое, и неплохо пасли, но от Ездока укрыться не сумели. Избавился он от них способом простым и жестоким: побежал. Знал: те едва ли сумеют пробежать весь путь до цели.

Самый крепкий из троих продержался пять миль.

Ездок пробежал еще пять, уже медленнее, очутившись среди полей и деревень к западу от Шасессеры. Нырнул в рощицу, повозился с одеждой. Когда снова вышел на дорогу, выглядел обычным батраком с фермы, прогуливающимся лениво, сунув руки в карманы. С виду ленивый шаг, однако был довольно-таки скорым. А едва деревеньки скрылись из виду, Ездок побежал снова.

Проделать подобный путь бегом — тяжело и неприятно. К тому же долго. Но соглядатаи Шай Хи вряд ли ожидают пешего. Воздушный корабль, дилижанс либо легкий возок, в крайнем случае колесница или даже всадник — на это они обратят внимание. Но вряд ли заметят одинокого, согбенного, усталого батрака.

К темноте добрался до хребта, уходившего к морю и обрывавшегося Головой Савана, — за сорок с лишним миль от цитадели Ниброк. Такой путь изнурил даже Ездока. Он нашел место поукромнее, лег и немедленно заснул.