Олег Яковлев - Там, где фальшивые лица

– Вперед, братья! – закричал Дориан и бросился на ближайшего легионера. Неизвестно, на что он надеялся. Облаченный в полный стальной доспех воин Империи, вооруженный гладиусом и прячущийся за башенным скутумом, казался неприступной башней по сравнению с обнаженным и лишенным всякого оружия пленником. Сумеречный взмахнул кулаком, пытаясь достать своего врага. В ответ легионер успел прикрыться щитом – цепь бессильно звякнула о металл и, заскользив, потянула пленника вниз. Но Дориан не упал – он обреченно рванулся вперед, отталкивая в сторону ненавистный скутум с волчьим ликом… и тут лезвие гладиуса полоснуло его по груди. Некромант закричал и упал на землю. В тело ему впились два клинка… В голову его собрату в этот миг вонзился пилум, другому пробила живот стрела. Самоубийственная и безумная атака пленников завершилась.

На земле остались лежать лишь десять окровавленных белых тел. У кого-то недоставало руки, у кого-то нога лежала немного поодаль, у третьего был рассечен бок, и кровь под ним образовывала огромную лужу. Первым погиб Дориан. Он распростерся на земле, страшно изогнув хребет. В одной руке у бывшего паладина Льва был зажат вырванный из собственного тела наконечник пилума, другая судорожно сжимала выцветшую полуистлевшую траву. Некромант походил на испещренную зажившими отметинами от шипов статую, выполненную каким-то безумным скульптором: он был прибит к земле, а из груди у него торчали два гладиуса, будто некое роковое напоминание о том, как именно он убил когда-то своего друга. Кровь стекала на живот и капала, просачиваясь между ребрами, на ковыль. Дориан Сумеречный погиб, но на лице его застыло чувство долгожданного покоя, со стороны могло даже показаться, что он просто заснул…

Когда настал рассвет нового дня, в округе не осталось ни единого живого человека на расстоянии в полтора десятка миль. Гордый поход Империи Волка на Север бесславно завершился, и последний из легионеров Сиены висел бездыханный и нанизанный грудью на три пилума. Первые солнечные лучи обратили в прах оставленные без связующей нити с жизнью и мертвые когорты нежити. Их покореженные латы и изломанное оружие будут догнивать и ржаветь в топях, а их души наконец освободились… может быть… кто знает…

Ночь на 8 сентября 652 года. После праздника святого Терентия прошло три дня.

Центральная часть Срединных равнин.

Графство Аландское. Замок Сарайн.

Леди Агрейна, единственная дочь графа Аландского Уильяма де Нота, стояла возле большого резного окна в холле своего замка Сарайн и смотрела на затянутое грозовыми тучами небо. К стенам подступали заснувшие в ожидании ливня деревья окружающего леса, а неширокая дорога терялась в их тени, убегая на юг, в сторону большого дайканского тракта.

Прекрасная леди была мрачнее подступившей осени, все ее горькие мысли были заняты лишь тем проклятым письмом, что пришло этим утром. Гонец от западного соседа Аландской земли, барона Фолкастла, прибыл еще на рассвете, и каково же было удивление Агрейны, когда отец сказал ей, что лорд Говард Нейлинг посватал к ней своего сына, баронета Кевина, этого непроходимого грубияна и пьяницу! Помимо всего прочего, младший Фолкастл еще являлся обладателем длинного носа и водянистых выпученных глаз – урод эдакий, одним словом! Нет, ну какова наглость: благородной и богатой леди, да не простой, а любимой фрейлине Ее Величества, предлагать такого «красавца» в супруги! Где это слыхано?!

Письмо было написано в очень настойчивой и резкой манере. Это ли предложение? Это скорее утверждение уже решенного факта и предупреждение о скором визите. И кто теперь ее защитит? Кто? Старый отец, чья былая слава вся висит в трофейном зале, или старший брат, который столь неистово служит трону, что давно позабыл и о своей собственной жизни, и о жизни любимой женщины? Бедная, бедная Изабель! Как может она так долго терпеть такое положение вещей? Любая другая давно бы нашла себе более свободного кавалера, да такого, кто проводил бы с ней больше времени, нежели в различных посольствах, войнах и военных советах! Но нет, она любит этого чурбана Ди, любит больше жизни, с самого детства. Леди Агрейна прекрасно понимала ее, ведь когда-то давно и она испытывала похожее чувство к одному человеку, но все это… все это сгинуло, уничтоженное тьмой, разбив ей сердце и изорвав на куски душу.

Мальчишка, которого девочка однажды встретила на берегу лесного пруда, был ее ровесником, а ей самой тогда едва исполнилось восемь лет. Няня не уследила, и она выбежала через заднюю решетку, отделяющую парк Сарайна от окружающего леса. Маленькая леди долго бродила в одиночестве среди деревьев и любовалась солнечными лучами, пробивающимися сквозь листву, пока не вышла на берег небольшого зеленоватого пруда, на поверхности которого плавали белоснежные кувшинки, а по берегам, переплетаясь шипастыми стеблями, цвели розовые кусты. Пруд тонул в тени от нависающих древесных крон, из которых раздавался щебет десятков различных птичьих голосков. На покатом прибрежном камне сидел он, растрепанный и взлохмаченный. Мальчишка глядел на воду и иногда швырял в нее маленькие камешки, любуясь расходящимися кругами и расплывающимися в стороны кувшинками.