Святослав Логинов - Медынское золото

На левом берегу начинается дикая степь, где кочевали разные народы, ныне сорванные с мест Катумом, и куда каждый год наведывались имперские войска, чтобы усмирять и устрашать непокорных. Теперь эти места не просто казались пустыми, но такими и были. Здесь распрощались с зевенами и направились к себе, на север.

Чем дальше, тем чаще встречались перелески, не только в низинках и балочках, но и на открытых местах. А потом грозно засинело у окоёма, надвинулся Дебрянский лес, родные неприветливые места.

Шли сторожко, не желая в последний день нарваться на какую беду, но никого не встретили до самых засек. А там – знакомая тропа, по которой и свои по всяким надобностям в степь бегают, и гости, званые да незваные, заявляются.

Атя, сидевший на засеке, издаля обнаружил подходившее войско, и охрана побежала навстречу вернувшимся. Все они жестоко завидовали тем, кто побывал в походе, но ни один не мог ослушаться решения старших. Именно колдуны решали, кому на войну идти, кому дом блюсти.

Скор с удивлением смотрел на Закрая, который выбежал ему навстречу с луком за спиной. Весной младший братишка ещё пацаном был, а теперь – охотник, такой же, как и сам Скор. И даже в бою побывал. Не зря оставляли в посёлке и воинскую силу, и колдунов, пришли-таки летом незнаемые люди, пытались пробиться к селению, повторить полузабытый Приозёрный погром. Не допустили супостата, кого на засеках положили, а остальных, вместе с их колдуном, Атя загнал в болото, где и утопил, к вящей радости пиявок и кикимор.

Возвращение воинов – радость, но и горе. Вернулись отцы, мужья, братья и сыновья. Привезли свёртки узорчатых тканей, золота и серебра, цветных каменьев, южных благовоний и прочих редкостей. Привели лошадей – домашнего зверя, приученного таскать плуг. Старшие сказали, что будет земледельцам великое облегчение, не придётся больше ни мотыжить поле, ни на себе соху таскать. Привезли многое множество волшебных вещей, древних и всякого новья, отнятого у побитых имперских магов. С такими амулетами народ станет сильнее, волхвы мудрей и непобедимей. От такого всем людям польза, ради подобных дел стоит воевать.

Но и горя от войны тоже немало. Как ни берегли колдуны людей, как ни старались прикрыть от чужого оружия и магии, а почти полторы сотни воинов, считай каждый четвёртый, остались в чужих краях, побитые вражеской силой. Семьи их, конечно, не пропадут, и богачества всякого получат, но людей всё равно не вернёшь.

И ещё беда, пуще прежней: если прежде в степи впусте болтали про несметные богатства людей, то теперь – знают. Целый караван добра привезли добытчики, чуть пупы не расшили, тащивши. Кабы не лошади, неведомо, как бы и донесть.

После такого набежников ждать недолго. Как прежде Наман привлекал алчные взоры, так теперь жадноглазые кочевники примутся штурмовать черту засек. А это значит, не видать людям спокойной жизни, и всё больше семей станут осиротелыми.

Любое доброе немедля влечёт за собой худое.

Когда прошли первые праздники и настало время серьёзно подумать о делах, старшие колдуны собрались на совет. Хотя какой тут совет? Бажан, как всегда, отмалчивался, а Бурун и вовсе с головой ушёл в дела бортников и явился на зов из одного уважения. Так что все дела пришлось разбирать Потокму с Ризорхом.

В который уже раз думалось Потокму, что был бы жив дед Турх, он бы всё рассудил по уму и сделал как надо. На том и порешили: спрашивать предков. Дед Турх не так чтобы давно умер, авось откликнется и посоветует что дельное.

Разожгли костёр на новой колдовской поляне, принялись вызывать души ушедших. Турх кобениться не стал, явился на зов сразу. Долго расспрашивал о Наманском походе, и Ризорх отвечал, хотя и знал, что покойник всё забудет. Ждали совета, но мёртвый колдун спросил лишь:

– Что говорит сыромятинная звезда?

А что она может говорить? Сыромятинная звезда двух лет не прошло, как в землю зарыта. За такой срок ничего с ней произойти не должно. Но раз сказано, то надо слушать, иначе незачем было усопших тревожить.

Звезду самый старый из колдунов в одиночестве открывает. Оставили Потокма одного, стали ждать. Потокм принёс жертвы богам: птицу, хлеб и толчёную клюкву, которой словно кровью набрызгал вокруг. Настоящей-то крови в таких делах нельзя, а то боги во вкус войдут и потребуют человеческих жертв. У других народов, говорят, живых людей перед идолами режут, а свои боги знают, что кровь кисла, хлеб, мёд и жареная утятина языку приятнее.