Инна Кублицкая - Карми

После этого, ничуть не думая о том, как его люди будут брать под стражу хокарэма, повернулся и пошел наверх.

Сотник приблизился к Маву. Нельзя сказать, что этот старый сургарский вояка трусил, но держался он все же с опаской. Маву, однако, повел себя совсем не так, как можно было бы вообразить: он нагнулся, вытащил из-за голенищ своих щегольских сапожек три ножа — два легких, метательных, и один боевой, старинной гортуской стали.

Стенхе предостерегающе кашлянул. Маву распрямился, ожег сотника взглядом: «Сбегу я, что ли?» — и зашагал к Савитри, спотыкаясь и бормоча что-то о бабских юбках, о хокарэмах и о высокопоставленных соплячках. Пару раз он провозгласил на всю степь: «Ну виноват, что я, отрицаю? Так не драться же из-за этого!» — и опять что-то о хокарэмах.

— Набрался он, что ли? — ошалело спросил сотник у Стенхе. Никогда прежде ему даже и слышать не приходилось о хокарэмах пьяных или тем более о хокарэмах спятивших.

Стенхе промолчал.

Маву, сопровождаемый опасливыми взглядами, дошел до Савитри, забрался в покой, где жили хокарэмы, и завалился на постель как был — в крови и грязи, вспомнив только про сапоги, которые тут же, сняв, с силой запулил в дверь.

Стенхе сапоги поднял и аккуратно поставил у двери, взял смену одежды, вымылся на заднем дворе, распугав всех своим видом. Ужинать он пошел в людскую, а не, как обычно, в господскую трапезную, причем сделал это, когда все уже поели и разошлись — кто спать, кто в сад языки почесать. Повариха, неразговорчивая нынче, с трепетом подала ему еду. Он съел, поблагодарил и ушел под двери Савиной спальни.

Руттул тоже не потерял аппетита. В полном молчании он сидел за обеденным столом в компании двух офицеров его свиты, с Савиными немногочисленными придворными и Хаби; после ужина он прошел в свой кабинет, постоял в задумчивости у окна, глядя в вечернюю темень, потом принял какое-то решение и направился в покои принцессы.

— Заперто, — предупредил из темного угла невидимый Стенхе.

Руттул стукнул в дверь и сказал, повысив голос:

— Сава, открой, или я прикажу выломать дверь.

После нескольких секунд ожидания он услышал, как Сава отодвигает дверной засов; тогда он сказал негромко:

— Пошел вон.

Стенхе торопливо поклонился и скользнул мимо Руттула по коридору.

Сава отворила тяжелые двери. В комнате было темно.

— Зажги свет, — приказал принц, нашаривая кресло и садясь.

Сава вышла и вскоре вернулась с канделябром, в котором горели две свечи. Она посмотрела на Руттула: достаточно ли этого?

— Садись, — приказал принц.

Сава поставила канделябр на стол и села на табурет.

— Я хотел бы знать, — сказал Руттул, — как ты оцениваешь свое сегодняшнее поведение.

— Я не думала, что так получится, — проговорила Сава после недолгого молчания.

— Я тоже так полагаю, — сухо ответил Руттул. — Если бы полагал иначе, я приказал бы тебя как следует высечь. И не розгами, а плетьми.

Руттул подождал, скажет ли что Сава, но она промолчала.

— Итак, — спросил Руттул, — могу ли я надеяться, что впредь твои поступки будут более обдуманны?

— Мои поступки обдуманны, — возразила Сава. — Я долго размышляла, как мне избежать опеки Маву.

— А подумать, чем это может закончиться, тебе и в голову не пришло?

— Откуда я могла знать, что это будет так страшно?

— Что именно? Нападение этого негодяя?

— Это было отвратительно и страшно, — согласилась Сава. — Но самое страшное было потом.

— И какие выводы ты из этого сделала?

— Я не сделала никаких выводов, — сказала Сава напряженным голосом. — Ты сам утверждал: нельзя никогда говорить необдуманные слова, а я не готова разговаривать с тобой. Мне трудно говорить с тобой! Ты пришел попенять мне, укорять плохим поведением? Сделай милость, говори, только не требуй, чтобы я отвечала. Я не могу говорить с тобой! Я будто на десять лет постарела! У меня в голове все гудит! Я уже поплакала, а сейчас расплачусь вновь. А ты говорил, что в таком состоянии на люди показываться нельзя! Я уже кувшин разбила, и таз тоже, и все равно мне хочется кого-то ударить! Даже тебя!

Руттул выслушал сбивчивые выкрики Савы, а когда она замолчала, сказал спокойным голосом:

— Хорошо. Поговорим потом. А ты сейчас ложись спать. За час до рассвета тебя разбудят.

Сава спросила:

— Мы уезжаем куда-то?

— Нет, — ответил Руттул. — Это просто еще одна воспитательная мера. Я хочу, чтобы ты присутствовала при казни.

Сава замерла:

— При казни? Чьей?