Инна Кублицкая - Год Грифона

ИННА КУБЛИЦКАЯ

ГОД ГРИФОНА

Часть первая

1

Всякий раз, когда приходит ночь, на монастырь Инвауто-та-Ваунхо опускается тишина, нарушаемая разве что свистом ветра и резкими криками морских птиц. Но в каменных коридорах эти звуки теряются, и мертвенная тишь до утренних молитв охраняет сон монахинь.

Последнее время, едва наступит ночная тишина, одна из девушек в белых холщевых одеяниях отбрасывала дневное дремотное оцепенение и отправлялась по темным коридорам искать что-то, что могло бы помочь ей выбраться из суровых стен Святого острова.

Звериный инстинкт заставлял целый день таиться, притворяться больной, потерявшей разум, зато долгая зимняя ночь была в ее распоряжении. В ночных блужданиях она уже украла длинную веревку, достаточно крепкую, чтобы не оборвалась под ее весом, и место, куда зацепить веревку, она подыскала; оставалось только выбрать ночь, когда можно рискнуть.

Пока им мешал сильный холодный ветер, по-зимнему пронизывающий насквозь. Да и куда она денется,покинув монастырь? Заросшие редким кустарником холмы не могли служить серьезной защитой от стужи. Двух лиг, которые ей предстояло проплыть до гортуского берега, она не очень боялась; теплое течение омывает этот берег, вызывая частые туманы; можно не опасаться, что застынешь в воде. И к тому же девушка надеялась на вязанную рубаху и толстые чулки из пушистой шерсти.

Продуктов она запасла мало; ведь ей не под силу будет вплавь переправиться с большим узлом, да и весна уж совсем близко. Она рассчитывала, что отыщет в лесу молодые побеги папоротника или трэссава, запас прошлогодних орехов или перезимовавшие горьковатые ягоды пэттара.

Каждую ночь она начинала с того, что выбиралась на башню - проверить ветер. И однажды, бесшумно пробравшись по пустынным коридорам, она вышла на освещенную восходящей луной площадку и чуть не закричала от восторга.

Ветра не было. Наступила ночь побега!

Девушка метнулась во двор за веревкой, спрятанной в выщербленной стене, потом пробралась к давно облюбованному для спуска месту. Она опасливо глянула вниз, но ничего невозможно было увидеть в сплошной тени, тем более, что и луну почти скрыли тучи.

Руки двигались будто сами по себе - вязали узел, крепили веревку на крюк. Когда-то давно (можно подумать, что с тех пор прошли десятилетия), ей показали, как можно спуститься со стены, забрав с собой потом веревку. Теперь хотелось повторить этот фокус: пусть поломают голову, куда она исчезла.

Девушка спустила веревку со стены. Глупо получится, если веревки не хватит; когда смотришь сверху, нетрудно ошибиться. Правда, она просчитала расстояния по теням, но опять-таки ошибка могла составлять две-три сажени.

Крепко сжав в руках веревку, она спустилась вниз. Веревки хватило, остался даже лишек. Девушка развязала узел, потянула на себя веревку; второй конец мягко упал рядом. Беглянка аккуратно собрала веревку в моток и спрятала среди камней так, чтобы при свете дня никто ничего не нашел.

Теперь предстояло отыскать убежище на день, но девушка знала, что эта задача несложная. На острове Ваунхо всегда было много заброшенных отшельничьих скитов, можно было поселиться в такой лачуге и выжидать, пока не удасться перебраться на материковый берег.

И такой вросший в землю домишко беглянка нашла; долго присматривалась, но скит был совершенно необитаем, давно заброшен. Уже светало, когда она, стараясь оставлять как можно меньше следов, осторожно скользнула в мрачную, выстуженную за зиму хижину, устроилась на груде полуистлевшей соломы и безмятежно заснула.

Ее сон не был бы так спокоен, если бы она знала, что недалеко от нее в таком же заброшенном скиту, но совсем не таясь, остановились на ночлег пять мальчишек-хокарэмов из Орвит-Ралло. Самому старшему было лет семнадцать, самому младшему - около восьми. Поход, который они предприняли на далекий юг, был чисто учебным; один из них, Ролнек, заменял наставника и в требованиях своих бывал более строгим, чем Старик Логри. Он, правда, вовсе не лез из кожи, чтобы казаться видавшим виды хокарэмом, опытным специалистом по тайным операциям, человеком-волком, почти оборотнем, но юношеская гордыня заставляла его помнить, что очень скоро он даст клятву одному из майярских государей и будет верно служить, пока смерть не разорвет этой клятвы. Он считал себя уже почти взрослым, и неосознанное снисходительное превосходство сквозило в его отношениях с "малышами".