Родерик Гордон - Туннели

— И с другой стороны будет то же самое. Засыпали оба туннеля, — отметил он.

Они пошли по платформе, осматриваясь. На стенах еще кое-где оставались плитки кремового цвета с темно-зелеными краями, причудливо растрескавшиеся. Примерно через каждые три метра висели газовые светильники, на некоторых даже уцелели плафоны.

— Пап, смотри! — крикнул Уилл. — Смотри, на плакатах еще можно кое-что разобрать. Землю продают или что-то вроде того… О, вот хороший… «Цирк Уилкинсона… представление состоится… десятого февраля 1895 года». И картинка есть, — проговорил он, затаив дыхание.

Отец подошел поближе. Плакат, изображавший большой красный шатер и стоявшего перед ним синего человека в цилиндре, почти не пострадал от воды.

— А вот еще, — повернул голову Уилл. — «Ожирение? Вам помогут чудо-пилюли доктора Гордона!»

С плаката смотрел дородный бородач, державший в руке пузырек с лекарством.

Отец и сын обошли груду камней, насыпавшихся на платформу из разрушенного коридора.

— Тут был переход на другую платформу, — объяснил доктор Берроуз.

Они ненадолго задержались у литой чугунной скамейки.

— Отлично будет смотреться в саду. Нужно только зачистить ржавчину да обновить слой краски, — бормотал доктор.

Фонарик Уилла выхватил из теней темную деревянную дверь.

— Пап, у тебя на плане же был отмечен какой-то кабинет? — спросил мальчик, не сводя с нее глаз.

— Кабинет? — переспросил доктор, роясь в карманах. Наконец он нашел нужный листок бумаги. — Сейчас посмотрю.

Уилл, не дожидаясь ответа, толкнул дверь, но она не шелохнулась. Доктор Берроуз тут же оставил свой план и поспешил на помощь. Дверь сильно перекосилась от времени и подалась не сразу — она неожиданно открылась с третьего удара, и отец с сыном ввалились внутрь. С потолка на них обрушилась лавина пыли. Кашляя и протирая глаза, они раздвинули висящую перед ними паутину и прошли в комнату.

— Ух ты! — выдохнул Уилл.

В центре небольшого кабинета стояли стол и стул, покрытые толстым слоем пыли. Уилл осторожно обошел мебель и провел рукой в перчатке по стене, смахивая паутину с большой выцветшей схемы железной дороги.

— Должно быть, кабинет начальника станции, — сказал доктор Берроуз, рукавом стирая со стола пыль. На столе обнаружилась конторская книга, на которой стояла грязная чашка с блюдцем. Рядом с ними лежал небольшой предмет, потускневший от времени. — Потрясающе! — воскликнул доктор. — Железнодорожный телеграф, и отличный! Латунь, если я не ошибаюсь.

Вдоль двух стен располагались полки, уставленные размокшими картонными коробками. Уилл выбрал одну наугад и быстро перенес на стол, чтобы она не развалилась у него в руках. Подняв покореженную крышку, он увидел сложенные пачками железнодорожные билеты. Мальчик вытащил одну из пачек, но тут резинка лопнула, и билеты разлетелись по столу.

— Это просто бланки. На них ничего не напечатали, — сказал доктор Берроуз.

Но доктора не интересовали бланки — он опустился на колени у одной из нижних полок и попытался вытащить какой-то тяжелый предмет, обернутый в ткань, которая рассыпалась при первом же прикосновении.

— А вот это, — объявил доктор Берроуз, указывая на странное устройство, похожее на старинную печатную машинку с большим рычагом сбоку, — это аппарат для печатания билетов, одна из первых моделей. Кое-где заржавел, но ржавчину можно счистить.

Уилл всегда поражался тому, как много знает его отец.

— Заберешь его для музея?

— Нет, в свою коллекцию, — ответил доктор. Он помолчал. — Послушай, Уилл, мы никому не должны рассказывать об этой станции. Никому. Ни единого слова. Ясно?

Уилл взглянул на отца, слегка нахмурившись. Они и без того не стремились посвящать посторонних в подробности сложных подземных работ, которыми занимались в свободное время, — да никто, пожалуй, и не стал бы их слушать. Странная для других страсть к непознанному и скрытому под землей объединяла отца и сына как ничто иное.

Они стояли в кабинете, светя друг другу в лицо фонариками на касках. Уилл ничего не говорил, и отец продолжил:

— Ты же помнишь, что произошло с древнеримской виллой? Помнишь, как ее украл тот профессор, большая шишка из академии? Захватил место раскопок, и вся слава досталась ему. Я нашел эту виллу, и что я получил? Он вскользь упомянул обо мне в своей жалкой диссертации!

— Да, я помню, — сказал Уилл. Отец тогда впал в глубокую депрессию, иногда прерывавшуюся вспышками гнева.