Юрий Ижевчанин - Первая колония

В тот же день был сделан еще один шаг. Днем подошли к чистому горному ручейку. Суй сразу же сбросил одежду, велел Каринэ ее постирать, а сам стал купаться. Каринэ вдруг решительно тоже разделась и стала мыть волосы и все тело. Суй дал ей душистого мыла старков. Дзадзиури сначала скрипнул зубами, а затем понял, в каком он смешном положении, и увидел, что старк даже не думает взирать жадным взором на его жену. Он тоже залез купаться, но не мог удержаться, чтобы не визжать от холодной воды, и быстро выскочил на берег, оставив одежду для стирки, а сам уселся греться на солнце.

Жена, тщательно помывшись и постирав одежды всех троих, развесила их и уселась рядом с мужем. А Суй поглядел на них, сказал: "Красавцы!" и стал рисовать цветными палочками супружескую пару. Затем он показал им получившийся рисунок. А во время вечернего перехода, заметив, что бывший джигит никогда к жене не прикасается на людях, Суй вдруг соскочил с коня, подошел к ним (горец шел рядом с повозкой, на которой ехала жена, и гнал овец) и вложил их руки друг в друга. Жена расцвела, Дзадзиури смутился, а затем гордо посмотрел на жену и забыл об овцах, так что господину пришлось самому отскакать за отбившейся овцой. Все рассмеялись, и больше такого не случалось.

Дзадзиури на следующее утро сказал Сую после учебного боя, пока им опять обрабатывали ушибы:

— Ты мог быть наш царь.

Суй, сделав мысленную оговорку, ответил:

— Любой {полностью обученный} старк мог бы быть вашим царем.

А днем на привале к ним подскакали пара посыльных. Они мчались в Хирристрину, теперь Лассор требовал следующую сову для генерала-барона Асретина. Естественно, посыльные чуть задержались, поели, поговорили, выпили понемногу вина и помчались дальше. Сую было приятно, что теперь уж точно, весть о его возвращении с почетом и с добычей придет домой раньше него. И сделанные уже записи и рисунки он с посыльными передал.

Сову Суй продолжал обучать каждую ночь, да и днем немного заставлял полетать и возвращаться по сигналу. Дзадзиури был уверен, что эта птица, которая считалась на Юге олицетворением одновременно мудрости и злых сил, разведывает дорогу по ночам, чтобы никто не застал хозяина врасплох. Да до некоторой степени так и было.

Этой ночью горец вдруг заметался и неожиданно для себя сказал жене:

— Смелый, честный, благородный, красивый, целомудренный, ловкий, умный, железная воля, высокого происхождения… Если бы мой сын был от его крови!

Жена вздрогнула от таких слов и вдруг вспомнила, что она ведь сама заглядывалась на Суя. А муж не знал, что этими словами, почти немыслимыми для обычного горца, он окончательно перешел из своей культуры в старкскую.

Суй в эту ночь спал беспокойно. Все-таки Каринэ была действительно прекрасна. Строжайшие правила поведения, сдерживавшие старков изнутри при всей их внешней свободе, во сне отступали, и ему бешено хотелось обнять красавицу. Каринэ, выйдя из своей палатки, увидела раскутавшегося Суя, мужское оружие которого было напряжено. А ведь этого никогда не было, даже когда он любовался ею вблизи. Во сне он застонал и вдруг сказал: "Каринэ, мне нельзя". И тут, вспомнив слова мужа, она вдруг прошептала ему: "Можно", сбросила платье и слилась с ним. Это были жарчайшие объятия. Каринэ была первой женщиной в жизни Суя, а он своей нежностью и огненной страстью привел ее в состояние почти что безумия. Муж проснулся, вспомнил свои слова, покачал головой: "С этими старками надо быть осторожным. Слово становится явью." — и неожиданно для себя взял лук не чтобы всадить стрелу в первую очередь в неверную (насчет Суя он был почти уверен, что Каринэ сама бросилась в его объятия), а чтобы поохотиться, и ушел в лес.

Суй, когда первое безумие прошло, спросил женщину:

— Ты почему на такое решилась?

— Я хочу, муж хочу, мне сына тебя.

— Тогда все по закону, — ответил юноша и обнял красавицу еще жарче.

Каринэ была удивлена. Ведь Суй все время казался совершенно бесстрастным по отношению к женщинам, а, оказывается, внутри него такой огонь горит! Но долго удивляться ей не пришлось: очередная волна страсти вновь унесла ее далеко-далеко.

Утром Суй постарался разъяснить Дзидзаури старкские обычаи:

— У нас принято улучшать род от достойных людей. Теперь ты мой младший молочный брат. Жена твоя должна по нашим обычаям пробыть со мной до срока месячных. После этого я не имею права даже в мыслях желать ее, а она меня. Нарушением супружеской клятвы это не считается. Вины на ней нет. Если ты умрешь или разведешься с нею, я не имею права жениться на ней и даже иметь с нею любовь. Сын будет считаться твоим, и его происхождение почетным. Ты теперь член моего рода. И ты будешь с достоинством его продолжать. Пока имеешь право как следует поухаживать за другими женщинами.