Лорд Дансени: Птица дурного глаза

Те наблюдательные жители улицы Бонд-стрит, которым известны ее традиции, прекрасно поймут мое удивление, когда, войдя в лавку ювелира, я обнаружил, что никто не следит пристально за каждым моим движением. Более того, даже когда я взял в руки небольшую камею, и тогда приказчики не сгрудились вокруг меня. Я двинулся вглубь лавки, и все равно не появился ни один, чтобы ненавязчиво сопровождать меня.

Тогда, придя к заключению, что в ювелирном деле произошел некий невообразимый переворот, я (любопытство мое уже было изрядно подогрето) отправился к забавному старику, лишь наполовину похожему на человека, а больше – на демона, который торговал древностями в окрестностях Сити, и заодно снабжал меня сведениями о том, что случилось на Краю Мира. И вот, сразу после понюшки верескового снадобья, что служило ему вместо нюхательного табака, он сообщил мне невероятно важную новость: господин Нипи Танг, сын Тангобринда, вернулся с Края Мира и все еще находится в Лондоне.

Сведения эти могут показаться не имеющими значения для тех, кто не знает, откуда появляются сокровища; но если я скажу, что единственный похититель сокровищ, которого наймет любой ювелир Вест-Энда после того, как знаменитого Тангобринда постигла его незавидная судьба, и есть тот самый Нипи Танг, и что даже в Париже вряд ли найдется достойный соперник ловкости его пальцев и быстроте его ног, когда, скинув башмаки, в одних чулках он пробирается к своей цели, то станет ясно, почему ювелиры с Бонд-стрит не проявляли особенной заинтересованности в своем залежалом товаре.

Тем летом в Лондоне появились большие бриллианты и несколько неплохих сапфиров. В удивительных царствах, лежащих за пределами Востока, правители, вызывающие у просвещенных европейцев достойное удивление, вдруг узнавали, что с их тюрбанов исчезло наследие древних войн, и то там, то здесь хранители сокровищ корон, которым не повезло, и которые не услышали легкую поступь босого Нипи Танга, умирали после допросов долгой, мучительной смертью.

А в Отеле «Грейт Магнифисент» ювелиры дали обед в честь Нипи Танга; окна в этом зале не открывались уже пять лет, и за обедом подавали вино, по гинее за бутылку, неотличимые от настоящего шампанского, и сигары, по полкроны за штуку, неотличимое от настоящих гаванских сигар – да на них и были гаванские наклейки – и для Нипи Танга обед был великолепен.

В том году в моде были изумруды. Некто по фамилии Грин только что пересек Ла-Манш на велосипеде, и ювелиры уверяли своих покупателей, что зеленые камни – а «Green» означает «зеленый» – будут особенно хороши, чтобы отдать дань этому замечательному событию, и рекомендовали покупать изумруды.

И вот некий ростовщик из Чипсайда, новоявленный лорд, разделил свои барыши на три равные части: одну на покупку титула, имения с парком и двадцати тысяч фазанов, которые там абсолютно необходимы, одну на поддержание своего положения, а третью часть он положил в банк за границей, рассудив, что, с одной стороны, так будет легче обмануть королевских сборщиков налогов, а с другой стороны, как ему казалось, дни аристократии сочтены, и что в любой момент ему, возможно, придется начинать все с начала, где-нибудь в другом месте. В расходы на поддержание положения он включил покупку драгоценностей для своей супруги, и так получилось, что лорд Кастльнорман заказал двум известным ювелирам с Бонд-стрит, господам, известным как Гросвенор и Кэмпбелл, несколько пристойных изумрудов на сумму в 100 000 фунтов.

Однако изумруды, предлагаемые на продажу, были небольшими и, так сказать, не первой свежести, и Нипи Тангу пришлось отправляться в путь сразу, и недели не пробыв в Лондоне. Я вкратце расскажу о его плане. Немногие знали его, поскольку там, где пахнет шантажом, чем меньше у тебя доверенных лиц, тем лучше (что, вообще говоря, в той или иной степени справедливо и во всем остальном).

На берегах опасных морей Ширура Шан растет одно дерево, словно бы только для того, чтобы именно на его ветвях, и больше нигде, строила свое гнездо Птица Дурного Глаза. До Нипи Танга дошел слух, который, впрочем, был правдой, что если эта птица улетит в Страну Фей до того, как проклюнутся птенцы из трех отложенных ей яиц, яйца обязательно превратятся в изумруды, но если птенцы проклюнутся раньше, быть беде.

Когда он упомянул об этих яйцах в разговоре с господами Гросвенором и Кэмпбеллом, они сказали: «То, что надо»; они были немногословны, когда говорили по-английски, поскольку английский не был для них родным языком.