Picaro - Фата-моргана

Выбравшись наверх, они загасили факелы о песок. Молча подошли к лошадям. Не в силах выпустить чашу из рук, Бертран нерешительно стоял у Галльярда. Он все еще не мог поверить, что чудо свершилось! Наконец шевалье развязал дорожную сумку и опустил в нее Священный Грааль. Легко запрыгнул в седло.

Все так же молча, иудей неспешно проехал мимо де Ланса.

– Леви, – догнал его рыцарь, – ты не обманул меня.

– Да, – спокойно сказал тот. – Теперь ваша очередь, мессир. Вы отпускаете меня?

– Конечно, – поравнявшись с евреем, крестоносец добродушно хлопнул проводника по спине. – Когда мы вернемся в Кабирк... Кабиркарра. Черт побери, язык можно сломать об эту деревню! Ты получишь там награду. Восемь безантов, – на радостях рыцарь пообещал все деньги, лежавшие в кошельке. – А если желаешь, можешь вместе со мной поехать в Иерусалим.

– Вы очень щедры, мессир, – вежливо ответил иудей, – но я предпочитаю жить в уединении.

– Тебе решать, – Бертрана переполняло великодушие. – Ведь ты мог бы сопровождать меня не только к Гробу Господня, но и в Ватикан. Я думаю, сам Папа не отказался бы окрестить такого иудея, как ты. Я – человек благодарный и могу замолвить за тебя словечко перед Его Святейшеством.

Вместо ответа Леви отрицательно покачал головой.

– Как хочешь, – сухо сказал рыцарь и пришпорил коня. – Не отставай, мы должны поскорее вернуться.

* * *

«... отужинав, султан Мохаммед, властитель Сар аль-Медины, да продлит Аллах его годы, заскучал. Следует заметить, сие настроение часто посещало молодого правителя после недавней смерти любимой жены – красавицы Джамили. Ни музыка – услада слуха, ни искушенные в ласках наложницы – услада тела, не могли отвлечь владыку от печальных дум. Привыкнув с юношеских лет находить совет в мудрости визиря, его величество послал за Гамалем. Сановник – надежная опора и верный слуга – поспешил явиться в покои хозяина.

Выслушав печальные речи повелителя, визирь предложил ему заняться государственными делами. Ибо ничто так не развлекает ум, как забота о благе своего царства и подданных. Подумав над сказанным, султан Мохаммед, да продлит Аллах его годы, спросил, нет ли сейчас в темнице несчастных, совершивших преступления? Потому что никто, кроме царя, не способен рассудить справедливее.

Воздав должное мудрости повелителя, визирь сообщил, что в тюрьме как раз ждут решения своей участи несколько опасных преступников. Все они чужеземцы-франки. Захвачены стражей в окрестностях города и доставлены в Сар аль-Медину для вынесения приговора. Остальные же дела, касающиеся подданных его величества, настолько незначительны, что тратить на них время султана было бы непростительным расточительством.

Согласившись с советником, Мохамед, да продлит Аллах его годы, приказал привести злодеев во дворец, а сам направился в зал Решений. Не теряя времени, Гамаль послал скорохода с надлежащим приказом к начальнику зиндана. А также вызвал старшего стражника, поймавшего неверных, писца из канцелярии кади и купца Али Бараката. Последний – торговец шелком – не раз бывал в латинских землях и слыл знатоком языка франков.

Первым на зов Гамаля, звеня доспехами, пришел чернокожий великан – старший стражник Исмаил Жарит. Он как раз собирался отправиться со своими людьми за городские стены и готовил лошадей на дворцовой конюшне. Следом появился писец, за ним уважаемый Баракат. Наконец воины доставили из темницы арестованных, их вещи, и визирь Гамаль разрешил людям войти в зал Решений.

При виде султана, да продлит Аллах его годы, все, за исключением стражей, распростерлись ниц. Четверо неверных, среди которых был чернокожий раб, безропотно склонили колени пред великим государем и с трепетом ожидали справедливого суда. Преступившие закон чужеземцы были в цепях. Сия мера не могла быть излишней, так как каждый правоверный знает, насколько хитры, бесчестны и вероломны отринувшие истинного бога франки, да сотрет их Аллах с лика земли!

Воззвав к вниманию присутствующих, Гамаль огласил вину неверных. За тайное, без разрешения его величества, проникновение на земли Сар аль-Медины, они согласно закону, подлежат смерти. После визирь, следуя правилам, приказал всем участникам дела назвать себя. Занявший место за своим столиком, по правую руку от сановника писец окунул гусиное перо в чернильницу...

Не успел почтенный Баракат перевести слова визиря, как трое франков заговорили на языке правоверных. Оказалось, что только один человек – молодой латинянин – не понимает языка Пророка. На открывшееся обстоятельство государь, да продлит Аллах его годы, проницательно заметил, что враг, знающий твой язык, гораздо опаснее безъязыкого.