Дэвид Уитли - Стражи полуночи

Лили окинула усталым взглядом груду грязных тарелок, возвышавшуюся на кухонном столе. Да, она жила ожиданием своего звездного дня, пока этот день не настал. И тогда ей пришлось узнать, что принадлежать себе и быть свободной — это совсем не одно и то же.

В звездный день Марка Лили проснулась поздно. Всю ночь напролет она занималась починкой одежды и под утро забылась таким крепким сном, что даже пронзительный звонок графа не смог ее разбудить. Сбросив с себя остатки сна, она поняла, что никакого звонка, скорее всего, сегодня не было. Даже в ее лишенную окон комнату доносился равномерный шелест дождевых струй. Вероятно, минувшей ночью дождь помешал графу смотреть на звезды, и потому он до сих пор спит.

Лили знала: не стоит тревожить графа, если у него нет надобности в ее услугах. Поэтому она отправилась на кухню, зажгла толстую восковую свечу и принялась за рукоделие. Граф недавно заказал себе новую парадную мантию — возможно, он ожидал почетных посетителей, — и теперь Лили предстояло вышить на ней фамильный герб: шесть золотых звезд, заключенных в круг. Величайший астролог Агоры не мог принимать гостей в старой, поношенной одежде. Лили слегка сдвинула брови, думая о том, что взор ее хозяина неотрывно устремлен на звезды, с помощью которых он предсказывает будущее.

Когда наступило время обеда, по башне разнеслось эхо громовых ударов. Лили знала, что сегодня доктор отправился в трущобы, обходить больных, и впервые взял с собой Марка. Думая, что это вернулись они, девочка опрометью бросилась к дверям. Дождь был так силен, что вода проникала даже сквозь замочную скважину. Распахнув дверь, Лили увидала лишь сплошную завесу дождевых струй. На земле лежала маленькая коробочка, завернутая в плотную коричневую бумагу. Лили окинула взглядом улицу, но посыльный, доставивший коробочку, исчез бесследно. Наклонившись, чтобы ее поднять, девочка увидала на бумаге имя «Марк», наполовину смытое дождем. У Лили перехватило дыхание. Она поняла, что перед ней официальная посылка из Директории финансового контроля.

Промокшая насквозь, Лили вернулась на кухню и положила коробочку рядом с очагом, чтобы та просохла. Она снова взялась за иголку и погрузилась в ожидание.

Прежде чем вернулись доктор и Марк, свеча успела сгореть дотла, но Лили не встала, чтобы зажечь новую. Она напрягала слух, стараясь уловить малейший шум. Наконец до нее донеслись шаги и голос доктора. Он говорил о том, что намерен работать весь вечер. Вскоре его удаляющиеся шаги стихли в глубинах подвала.

Затем в кухню вошел Марк. Не говоря ни слова, он тяжело опустился на деревянный стул у огня. На мальчике был длинный черный плащ, в точности такой же, как у доктора Теофилуса. Лицо Марка, всегда бледное, казалось сегодня пепельно-серым. Он молча смотрел в огонь, и было заметно, что его сотрясает дрожь.

— Все неприятности рано или поздно остаются в прошлом, — изрекла Лили.

Ей не было нужды спрашивать, расстроен ли Марк. Каждая черточка на его лице говорила о том, что он переживает глубочайший упадок духа. Марк издал приглушенный звук. Слишком слабый звук, чтобы считать его всхлипыванием; однако Лили догадалась, что мальчик с трудом сдерживает рыдания.

— Их так много, Лили, так много… — Тихий голос Марка был едва различим за потрескиванием поленьев в очаге. — И все они обречены… — Марк утомленно опустил веки. — Я видел трупы, сложенные рядами, как бревна. Думаю, если бы я хорошенько поискал, то нашел бы среди них сестру и брата… и маму…

Лили опустила глаза. Значит, доктор отвел Марка в чумной госпиталь. Туда, куда призывали его обязанности. Но разве доктор не понимает, как это жестоко? Разве он не сознает, что воспоминания еще слишком свежи в душе его юного помощника? По рассказам Марка, не прошло еще и двух месяцев с тех пор, как его мать заболела чумой. Но доктор, погруженный в свои заботы, не привык думать о чувствах других людей. В особенности если эти люди были здоровы.

— И знаешь, что самое страшное? — Марк внезапно встал, в глазах его вспыхнул огонь отчаяния. — Болезнь распространяется с устрашающей скоростью. Я сам видел серые пятна на руках рабочих. Доктор Теофилус пытался им втолковать, что они передадут заразу всем, к кому прикоснутся, но они не желают ему верить. Чума проникает во все дома, от нее не спасут ни засовы, ни ставни. Она пожирает людей, как щука мелкую рыбешку.

Марк снова сел и, охваченный неодолимой усталостью, уронил голову на руки.