Владислав Выставной - Нет правил для богов

Навстречу нам выскочила босоногая, сплошь в веснушках девочка со смешно торчащими косичками. Замерла и уставилась на нас, раскрыв рот, словно мы были не простыми монахами, а оборотнями в рясах.

По правде говоря, именно так я и ощущал себя в тот момент. Чего не скажешь о моем приятеле.

– Мир и благополучие этому дому, – благостно сказал Грош. – Дочь моя, не найдется ли здесь приюта бедным странникам?

– Чего? – Девочка удивленно шмыгнула носом.

– Пожрать да поспать бы! – буркнул Грош своим обычным голосом.

– А! – Девочка расплылась в улыбке, демонстрируя на удивление кривые зубы. – Это можно! Я мамке скажу! А вы проходите пока туда, в трапезную! Там вас накормят!

– Спасибо тебе, добрая душа! – прослезился Грош.

– А не стесним ли мы других постояльцев? – как бы невзначай поинтересовался я.

– Не! – Девочка помотала косичками. – У нас постояльцев-то – лишь двое рыцарей да слуги ихние…

Мы с Грошем удовлетворенно переглянулись.

Вошли в трапезную и незаметно пробрались к ближайшему столу. Нельзя было допустить, чтобы наше здесь появление хоть как-то походило на злополучную для рыцарей встречу с юродивыми.

Впрочем, пока что мы были здесь одни, если не считать могучей женщины, неторопливо подошедшей к столику.

– Здравствуйте, святые отцы! – сочным низким голосом сказала она. – Что-то я не видела вас в местном приходе. Каким ветром занесло вас в наши края?

На этот раз я взял на себя роль главного лжеца:

– Шествуем мы по святым местам, добрая женщина. По поручению Церкви обходим святыни, выясняя, что уцелело после Великой войны…

– Да, эльфы, будь они неладны, немало наших земель испоганили, – сурово сказала женщина. – У меня самой и муж, и братья на той войне головы сложили. А были они лучшими в округе работниками…

– Упокой Всевышний их души! – сказал Грош.

– Одни девки на хозяйстве остались… – сказала женщина, остановив на моем приятеле долгий пронзительный взгляд.

Готов поклясться – она рассматривала Гроша, отнюдь не лучась благочестием. Мой взгляд невольно опустился на ее фривольно приоткрытую грудь. Та вздымалась высоко и часто, невольно гипнотизируя бедного монаха…

– Э-э… Нам бы перекусить чего, дочь… гм… моя! – запинаясь, сказал Грош.

– Да-да, конечно, – сказала хозяйка, расплываясь в улыбке. Она попятилась, словно боясь упустить нас из виду, и исчезла за дверью.

– Что-то мне не по себе, сын мой, – сказал Грош. – Сдается, меня только что возжелали.

– У меня такое же чувство, – признал я.

– Нехорошо! – строго покачал головой Грош. – Вводить во искушение духовное лицо – грех особый… Взять его, что ли, на душу?

Я вытаращился на приятеля. Тот задумчиво поскреб подбородок и сказал:

– Боюсь, слишком тяжел этот грех. Даже для меня, многогрешного. Фунтов двести мирянка весит, не меньше…

Мы скрючились, давясь от смеха.

В это время по трескучей деревянной лестнице принялись спускаться знакомые нам личности. То были слуги и оруженосцы благородных рыцарей.

Мы немедленно изобразили обреченное уныние, подобающее духовному сословию. В сторону слуг не смотрели нарочно – будто нас и не интересует постороннее присутствие.

– Эй, хозяйка! – развязно крикнул усатый оруженосец. – Принеси-ка нам пива!

Из дверей показалась монументальная женская фигура.

– Придется обождать! – заявила она. – Пока святых отцов не накормлю!

– Но позвольте… – попробовал было возразить один из слуг.

– Потерпите, ничего с вами не сделается! – отрезала хозяйка. – Ваши благородные господа всем довольны?

– Да, но…

– Вот и славно! А вы, прислуга, знайте свое место и ведите себя прилично! – грозно сказала женщина и повернулась к нам.

Тут же лицо ее обрело ласковое, почти материнское выражение.

– Простите, святые отцы, но эти слуги – такие негодники!

– Да уж… – буркнул я.

– Жизнь наша многогрешная… – задумчиво протянул Грош.

Намек на многогрешность жизни заставил хозяйку зардеться. Она бойко приговаривала что-то, расставляя на грубом деревянном столе тарелки и чашки, и грудь ее колыхалась перед нашими несколько ошалелыми физиономиями.

Слуги же взирали на нас с уважением – как будто бы нам прямо у них на глазах удалось приручить медведицу.

Одарив нас многозначительными взглядами, хозяйка наконец оставила нас.

Некоторое время мы с Грошем все еще обалдело пялились друг на друга. Затем чинно приступили к трапезе. Ловя на себе внимание слуг, как бы невзначай перебрасывались негромкими фразами.