Ким Сатарин - Вторая радуга

С утра Ермолай глянул на календарь: зиме осталось два дня. Сразу вспомнилось странно застывшее, производящее тревожно щемящее впечатление лицо Ольги Аникутиной. Эвенки, на зиму отсылавшие детей и некоторых женщин в Ручейный, вот-вот должны были возвращаться в свои лесные чумы. У них учебный год кончался в конце марта, тогда как юноша, как и полагалось в русских школах, должен был сидеть за партой до конца мая. А там ещё и экзамены…

Мимолетно позавидовав Ольге, он поскорее проглотил завтрак и выскочил из избы. Идти в школу вместе с отцом — учителем — он не хотел и сейчас в очередной раз изобрел какой-то предлог, чтобы уйти пораньше. Впрочем, он давно подозревал, что отец с матерью догадывались об истинной причине его раннего выхода в школу и оттого с готовностью выслушивали любые отговорки. Из соседней избы, как по команде, одновременно вышла Инка, как бы случайно замешкавшись на крыльце. Калитку она открыла аккурат в тот момент, когда он проходил мимо.

— Привет, — небрежно поздоровался юноша и слегка умерил шаги.

Неудобно, в самом деле, встретив одноклассницу по дороге в школу, продолжать путь одному. На это Гришина и рассчитывала, раз за разом подстерегая у окошка своего дома выход одноклассника на улицу. Впрочем, явно Инна ему своего общества не навязывала, а он постоянно делал вид, что верит в случайность их одновременного выхода из дома. Внимание соседки юноше, который ещё ни с одной девушкой не гулял, было одновременно и приятно, и в то же время раздражало.

— Ты про экономические теории до расщепа реферат писать будешь? — спросила Инка, как будто этот вопрос её действительно волновал.

— Я писал краткий обзор, — ответил юноша. — Мне его уже зачли. Семнадцать баллов.

— Так тебе по экономике ещё два обзора писать придется. Я уж лучше один полноценный реферат сделаю, чем три обзора. Подобрала себе двадцатый век, середину. До монетаризма. Веселые были времена. Я до сих пор не понимаю, как это все они могли всерьёз полагать, что богатеть можно бесконечно.

— Так они же не в расщепе жили, а в полноценном мире, — изрек невероятную банальность Ермолай и даже слегка устыдился сказанного.

Инка, впрочем, сочла сказанное справедливым, в очередной раз поразив юношу женским умением в сотый раз с энтузиазмом выслушивать прописные истины. Зато Харламов разом почувствовал себя не в своей тарелке. Так с ним обычно и случалось, стоило ему поговорить с девушкой несколько минут. Он или замолкал, не в силах отыскать тему для разговора, или же начинал изрекать глупости, отчего стыдился, краснел и пытался найти повод удалиться. Соседка же, ничего не замечая, весело щебетала:

— Тебе хорошо обзоры писать, отец всегда поможет.

— Поможет, — не стал возражать одноклассник, — только от его помощи быстрее не получается. Он мне не подсказывает, только проверяет и на ошибки указывает. Писать и ошибки исправлять самому приходится.

— Все равно помощь, — не согласилась девушка, и зачем-то остановилась.

Не сразу Харламов заметил бредущего навстречу Бордусея. Шаман, в вывернутой неотделанной шкуре поверх засаленной телогрейки, старых валенках и остроконечной овчиной шапке, внимательно глянул на Инну, зачем-то перевязывающую платок, нахмурился, и направился к ним.

— Ты, юноша, не сын ли Николая Владимировича будешь? А ты, девица, внучка деда Афанасия, кажись?

Одноклассники молча кивнули, затем поздоровались с шаманом:

— Здравы будьте, дядька Бордусей…

— И вам того же, — пробормотал шаман и ухмыльнулся. — Дядька… Не ошиблись, однако.

Затем глаза его остановились на Ермолае и он спросил:

— Аня, сестра твоя, вроде с моей Ольгой подруги, так?

Юноша замешкался, но постарался ответить честно:

— Ну, они иногда гуляют вместе…

Инна при этих словах отвернулась в сторону, с интересом разглядывая проезжающего по улице на стареньком снегоходе мужика в ярком китайском пуховике. Шаман, несомненно, уловил неуверенность в голосе молодого человека, но ответ его вполне удовлетворил и он заявил, что молодежи пора идти в школу.