Эл Ригби - Капитан Два Лица

— Очень красивые.

— Это братские чаши , реликвия времен Общего Берега. — Дуан улыбнулся. — Слышал? У белого народа короли пьют из них с теми, с кем хотели бы в следующем перерождении, если Пресветлая его дозволит, быть единокровными братьями.

Кеварро смотрел на него, ничего не произнося.

— Дай мне кубок, — тихо попросил Дуан. — Брат.

Правую чашу пододвинули через стол. Беря ее, Дуан посмотрел на свою ладонь. Заморский перстень он повернул камнем внутрь и вот уже на протяжении двух или трех швэ мог видеть, как кроваво-красный сильбурр становится все темнее и мутнее, немо предупреждая: « Яд, хозяин. Предатель поблизости ».

Дуан поднял кубок за ножку; Кеварро повторил его жест. Они смотрели друг другу в глаза, и Дуан все еще ждал. Ждал, даже медленно произнося:

— Что ж. Сейчас убедимся, что вино хорошее. За тебя, мой бесценный советник.

Чаши стукнулись друг о друга, и Дуан стал подносить свою к губам. Перстень уже в панике обжигал кожу пальца, силясь остановить своего владельца. Тщетно: в тот миг Дуан испытывал странную, пугавшую его самого, безнадежную раздвоенность . Одна часть напоминала, что на поясе пистолет и что с такого расстояния легко стрелять в лоб. Другая сама тянулась к отраве, убежденная, что если Черный Боцман права, существовать дальше, храня память о таком предательстве, не имеет особого смысла. Первая половина сердца, видимо, принадлежала пирату, вторая — королю. Но ни одна не успела восторжествовать.

— За тебя, Ино, мой король.

Кеварро улыбнулся и быстро, будто провел в пустынях не одну сэлту без воды, опрокинул в себя кубок. В то же мгновение сильбурр на пальце у Дуана резко остыл и вернул свой спокойный красный цвет. И король Альра’Иллы понял все, как если бы Дио’Дио доступно написала объяснение на табличке и показала.

Перстень остыл, потому что опасность исчезла. Вино в его братской чаше было чистым.

— Почему же ты не пьешь? — тихо спросил Кеварро. — Плохое?

Он продолжал улыбаться, а его кожа уже чуть побледнела. Дуан, вскочив с места, рванулся к нему.

Не будь стол прибит прямо к дощатому полу, он бы перевернулся. Кеварро безропотно позволил схватить себя за ворот и рывком поднять, даже не пошевелился. Пустая братская чаша опрокинулась от неосторожного движения. Там, в серебре, не осталось ни капли.

— Та’аш!

Пальцы, сжимавшие темную, шитую золотом ткань, предательски тряслись. Их сводило от неожиданного холода, пробравшегося с моря. У Дуана потемнело перед глазами, и это действительно мог бы быть яд, но не был. Проклятье, не был, проклятье, да, может, лучше бы был.

— Почему?!

Это все, что Дуан произнес. Точнее, Рыжая ударом под дых вбила из него слово, которое уже срывалось с губ Дарины, всего только вчера, и причиной которому был тот же человек.

— Он приказал мне сделать это сегодня, Ино, — прошелестело рядом. — Это… всегда были его решения. Но я не смог, хотя клялся, не мог, хотя Моуд накажет меня. Мне проще поступить так.

Сопоставить все произносимые с паузами слова, увязать в цепь было почти невозможно, но одно стало Дуану ясно. Кеварро, поначалу сам державшийся на ногах, терял опору, как терял и способность дышать. Рукой советник попытался схватиться за стол, наткнулся на чашу; она откатилась дальше, а пальцы соскользнули. Кеварро падал. Дуан опустился вместе с ним на пол, плавно и осторожно, как только мог.

— Мой друг…

Желтые глаза тускнели; Дуан знал, что в конце они почернеют, как уголь, и потеряют блеск, он видел подобное. Дыхание становилось совсем тихим и хриплым, точно что-то, попавшее в горло и вставшее поперек, мешало. Это что-то разрасталось и в худой груди.

— Давно, еще в войну, когда я был ребенком, он вытащил меня из-под копыт лошади альраилльского солдата, спас мою жизнь. Как обычно у знатных людей, мы скрепили это ритуалом Моуд, смешали кровь в чашах весов. Я должен был отплатить, но он очень долго ничего не требовал, так долго, что я успел забыть. Лишь потом, когда попал ко двору Талла, я…

— Кто он? — Дуан наклонился ближе, с ужасом ощущая, как удивительно быстро остывает в его руках черное тело. — Кто?

Ответ был ему почти известен. И нуц произнес имя, а потом, совсем глухо, добавил:

— Прошу, поверь одной важной вещи. Твой отец умер сам, раньше… — Кеварро поднял руку и неосознанным движением оттянул воротник. — Чем я нашел бы в себе мужество…

— Я знаю. — Дуан провел по его волосам, убирая с глаз, еще горящих, но замутненных подступившими слезами боли. — Знаю, верю. Скажи мне, есть от твоей отравы…