Андрей Легостаев: Рыцарь без ордена

Могло быть хуже. Много хуже. Честно говоря, гораздо к более тяжелому испытанию он и готовился. Почти всю свою сознательную жизнь.

Он знал, что дойдет, не может не дойти. И не только потому, что впереди — цель жизни. Слишком многое спуталось в один невообразимо сложный узел. И разрубить его можно только одним — дойти…

Как бы ни тяжко это было.

Впрочем, пока пришлось не шибко трудно. Во всяком случае — не для него. Он был готов на большее.

Сотни других рыцарей, окажись на его месте, давно бы погибли. И гибли, он далеко не первый вошел в зияющий опасностью зев пещеры с угрожающей надписью: «Тебе туда не нужно».

Ему было нужно. Очень нужно. Поэтому, возможно, он с такими небольшими потерями забрался уже столь далеко. И еще его подхлестывало знание, что человек, которого он победил в честном бою, был там, куда он так яростно стремился.

Он, то ли благодаря интуиции, то ли опыту многочисленных путешествий и поединков, очень быстро почувствовал, что большинство монстров и смертельно опасных ловушек — лишь материализовавшиеся порождения его собственных страхов и воображения.

Даже самым бесстрашным рыцарям, каким, собственно, и был граф Роберт Астурский, свойственнен страх. Только полные идиоты ничего не боятся. Но умение справляться со страхом и делает мужчину мужчиной. Он — умел. Поэтому просто перестал думать о том, что ждет его за следующим углом. Но — готовый ко всему…

Дорога, пролегающая среди грязно-рыжих скал, казалась невыразительно серой и была гулкой, точно деревянный барабан. Ничто не радовало взгляд, лишь изредка у обочины попадалось полуссохшее корявое деревце либо чахлый куст; стук копыт и натужный скрип повозок словно заполняли весь мир.

Солнце в белесом без облачка небе стояло прямо над головами. Юный рыцарь Блекгарт пребывал в томлении.

— Поедешь рядом со мной, — сказал утром отец.

Приказания родителя следует выполнять беспрекословно. Особенно, если твой отец — прославленный герой граф Роберт Астурский, совершивший множество невероятных подвигов во славу короля Асидора; если он сейчас перевязан трехцветной лентой высокого посла и является главой континентальных рыцарей, привезших на архипелаг одну из внучек короля Арситании Асидора II для замужества с единственным сыном старейшины кланов Орнейской страны гор.

Вот и томится Блекгарт под знойным светилом, вплавляющим прямо в тело тяжелые металлические наплечники. Насколько хорошо было там, в родных просторах, среди моря зелени, гарцевать рядом с каретой принцессы Гермонды, перебрасываясь шуточками с ее фрейлинами и такими же, как он, молодыми воинами, в первый раз отправившиеся в далекое путешествие. Насколько хорошо знать, что ты любим и ежечасно видеть любимую. Но потом было долгое плавание по морю, обошедшееся без бурь, нападений пиратов и других приключений, но Блекгарту невыносимо было даже вспоминать его — все дни его мутило, не до обмена взглядами с девушками и веселых улыбок. Нет ничего хуже, когда отсутствует твердая почва под ногами, когда даже стены вокруг тебя пляшут, будто напились пенистого эля… Вот уж воистину — кто в море не бывал, тот горя не знал.

Граф Роберт посмотрел на сына, словно собираясь что-то сказать, вздохнул и вновь устремил взгляд на дорогу.

— Эй, слуга! — зычным голосом крикнул, не поворачивая головы, граф. — Еще вина!

И протянул назад левую руку, не замедляя размеренного движения коня. Он был уверен, что ему прямо в пальцы будет вложена фляга с вином. Что и произошло.

Граф зубами выдернул деревянную затычку, сплюнул ее в сторону и приложился к горлышку.

— Отец! — укоризненно произнес Блекгарт. — Это уже третья бутылка с утра. Мы едем по чужой стране, с которой, по вашим же рассказам, пятнадцать лет назад вели ожесточенную войну. Здесь опасности могут подстерегать в любое мгновение.

Не зря же вы сказали мне быть рядом с вами!

В последней фразе выразилась вся скрытая обида юноши — на скучную дорогу, на жесткое седло, на сбегавшие по спине струйки пота и пересохшее горло.

Граф оторвался от бутылки, на его ничего не выражающем лице появился интерес. Но тут же пропал. Граф снова вздохнул, словно ему предстояло выполнить тяжелую и неблагодарную работу.

— Вон, посмотри, впереди растет старый карагач. Видишь?