Фриц Лейбер - Мечи против колдовства

В Зале Призраков было три человека, которых не интересовал этот кажущийся шедевр дуэльного искусства и которые практически не смотрели на него. Ививис не была одной из них – она вскоре отбросила назад капюшон, сорвала с себя маску с ведьминым лицом, пробралась поближе и наблюдала за схваткой, криками подбадривая Мышелова. Ими не были и Брилла; Кевисса и Фриска – потому что, услышав удары мечей, девушки настояли на том, чтобы немножко приоткрыть дверь, несмотря на заботливые опасения евнуха; и теперь они все глядели в щель, одна голова над другой; Фриска, которая была посередине, испытывала настоящую агонию при мысли об опасностях, которым подвергался Фафхрд.

Глаза Гваэя были полны сгустков гноя, залепившего ресницы, и сухожилия, с помощью которых принц мог бы поднять голову, уже разложились. Не пытался он и исследовать то направление, откуда доносился шум схватки, своими колдовскими чувствами. Он был привязан к существованию только нитью своей огромной ненависти к брату: однако в этой ненависти содержались для него все чудо, вся сладость и все радостное восхищение жизни – этого было достаточно.

Зеркальное отображение этой ненависти в душе Хасьярла было в тот момент достаточно сильным, чтобы полностью подчинить себе все инстинкты и весь голод его здорового тела, все замыслы и образы в его потрескивающих мыслях. Он увидел первый удар схватки, увидел, что носилки Гваэя остались без охраны, а потом, словно перед его глазами полностью встала выигрышная шахматная комбинация, которая загипнотизировала его, сделал свой ход без дальнейших раздумий.

Обойдя место схватки широким полукругом и передвигаясь среди теней быстро, как хорек, он поднялся на три ступеньки у стены и направился прямо к носилкам.

В его мозгу не было ни одной мысли, лишь какие-то туманные искаженные образы, словно увиденные с большого расстояния – один из них был образом самого Хасьярла, маленького мальчика, ковыляющего ночью вдоль стены к колыбели Гваэя, чтобы оцарапать его иголкой.

Хасьярл даже не удостоил взглядом рабов-бегунов, а их мозги были настолько рудиментарными, что сомнительно, увидели ли они принца вообще или, по крайней мере, осознали ли, что они его увидели.

Стоя между двумя рабами, Хасьярл нетерпеливо наклонился и с любопытством оглядел своего брата. Ноздри сузились, почувствовав смрад, а рот сжался сильнейшей судорогой, но тем не менее продолжал улыбаться.

Хасьярл вытащил из ножен широкий кинжал вороненой стали и занес его над лицом брата, которое было настолько обезображено болезнями, что его уже практически нельзя было назвать таковым. На отточенных краях кинжала были небольшие зазубрины, направленные в противоположную от острия сторону.

Звон мечей внизу достиг одной из своих кульминаций, но Хасьярл этого не заметил.

Он тихо сказал:

– Открой глаза, брат. Я хочу, чтобы ты заговорил – один раз, прежде чем я убью тебя.

Ответа Гваэя не последовало – ни движения, ни шепота, ни даже булькающей отрыжки.

– Ну хорошо, – грубо сказал Хасьярл, – тогда умри с чопорно сжатым ртом.

И опустил кинжал.

Кинжал резко остановился в волоске от скулы Гваэя, и мускулы направляющей его руки Хасьярла пронзила острая парализующая боль от полученного толчка.

Теперь Гваэй открыл глаза. Зрелище это было не из приятных, поскольку в глазницах не было ничего, кроме зеленого гноя.

Хасьярл немедленно закрыл свои глаза, но продолжал подглядывать сквозь отверстия в веках.

Потом он услышал над ухом голос Гваэя, похожий на звон комара.

– Ты кое-что упустил из виду, дорогой братец. Ты выбрал не то оружие. После сожжения нашего отца ты поклялся мне, что моя жизнь будет для тебя священной – если ты не раздавишь меня насмерть. «Пока я не выдавлю ее из тебя», – сказал ты. Боги слышат только наши слова, Брат, а не наши намерения. Если бы ты подошел ко мне, таща с собой каменную глыбу, как потешный гном, каким ты и являешься в действительности, ты мог бы добиться своей цели.

– Тогда я раздавлю тебя! – отпарировал разъяренный Хасьярл, ближе придвигая лицо и почти крича. – Да! И я буду сидеть рядом и слушать, как трещат твои кости – те, которые у тебя остались! Ты такой же болван, как и я, Гваэй, потому что ты тоже после похорон нашего отца пообещал не убивать меня. Да! И ты еще больший болван, чем я, потому что ты только что выболтал мне свой маленький секрет – то, как я могу убить тебя.

– Я поклялся не убивать тебя заклинаниями, или сталью, или ядом, или своей рукой, – ответил звонкий комариный голос Гваэя. – В отличие от тебя, я абсолютно ничего не сказал о раздавливании.