Фриц Лейбер - Мечи в тумане

Скрестив руки на груди и гордо откинув голову назад, Мышелов сказал:

– Но ведь вы сами говорили, что наша доля оказалась вполне приемлемой. К тому же мы всегда можем нанять другое судно.

Пульг рассмеялся тихим и долгим смехом:

– Не пойми меня превратно, сынок. Мне нравится, когда мои подчиненные держат под рукой запасной вариант. Я хочу, чтобы они заботились о своем драгоценном здоровье, но только после того, как они позаботятся о моей шкуре! Не бери в голову, сынок, я думаю, разберемся. Кватч! Связал ты его, наконец, или нет?

Два крепыша, привесив арбалеты к поясу, уже заканчивали свою работу. Грудь, талия и колени Фафхрда были туго примотаны к кровати, кисти рук подтянуты вверх и накрепко привязаны к изголовью. Северянин продолжал мирно храпеть, лежа на спине. Он лишь чуть пошевелился и застонал, когда его руку отрывали от горлышка бутыли, – но и только. Виггин приготовился было связать ему лодыжки, но Пульг знаком показал, что уже достаточно.

– Грилли! – позвал он. – Давай бритву!

Маленький хищный головорез, казалось, только провел рукой по груди, и тут же у него в руке засверкало прямоугольное лезвие. Улыбаясь, он двинулся к обнаженным ногам Фафхрда. Ласково погладив толстенные ахилловы сухожилия гиганта, он умоляюще взглянул на Пульга.

Тот пристально смотрел на Мышелова.

Мышелов застыл в невыносимом напряжении. Он должен что-то предпринять! Прикрыв рот ладонью, он зевнул.

Пульг указал на голову Фафхрда и проговорил:

– Грилли, побрей-ка мне его. Сбрей ему бороду и гриву. Пусть голова у него станет, как яйцо. – Нагнувшись к Мышелову, он вяло, но доверительно добавил: – Я слышал, будто у них вся сила в бороде. Это верно? Впрочем, увидим.

Обрезать такому здоровяку все волосы, а потом выбрить его наголо – дело небыстрое, даже если цирюльник проворен до такой же нечеловеческой степени, как Грилли, и тусклый мерцающий свет ему не помеха. Поэтому Мышелов успел оценить ситуацию семнадцатью способами, но ни к чему определенному так и не пришел. Однако из всех оценок явствовало одно: нелогичность поведения Пульга. Разбалтывает секреты…. обвиняет своего заместителя в присутствии подчиненных…. предлагает идиотскую «проверку»…. одет в нелепый карнавальный костюм…. связывает мертвецки пьяного человека…. а теперь еще эти дурацкие суеверия относительно бороды Фафхрда, – все указывало на то, что у Пульга и впрямь зашел ум за разум и он действительно выполняет какой-то мрачный ритуал, прикидываясь, что избрал хитрую, далеко идущую тактику.

Мышелову было ясно одно: когда Пульг скинет с себя наваждение, очнется от своей одури, он никогда больше не будет доверять людям, которые при всем этом присутствовали, и в первую очередь Мышелову. Это был печальный вывод – признать, что купленное такой дорогой ценой спокойствие не стоит ни гроша, – но он отражал истинное состояние дел, и Мышелов пришел к нему, хотел он того или нет. Поэтому Мышелов, не переставая ломать голову, поздравил себя, что хоть и неудачно, но получил в свое распоряжение черный одномачтовик. Ему и впрямь очень скоро может понадобиться убежище, а Пульг вряд ли удалось разузнать, где Урф спрятал судно. Между тем Мышелов понимал, что в любую минуту может ждать предательства от Пульга и смерти от его сподручных, когда их хозяину вступит в голову такой бзик. И Мышелов решил: чем меньше у них (в первую очередь у Грилли) будет возможностей причинить ему или кому-либо другому вред, тем лучше.

Пульг снова расхохотался:

– Ну прямо как новорожденный младенец! Молодец, Грилли!

Без единого волоска выше тех, что росли у него на груди, Фафхрд действительно выглядел на удивление юным и гораздо более похожим на фанатика религиозного учения, какими представляли их люди. Он выглядел бы даже романтичным и красивым, если бы Грилли в чрезмерном усердии не выбрил ему и брови, в результате чего голова Фафхрда, оказавшаяся под выбритыми волосами очень светлокожей, стала напоминать мраморное изваяние, приставленное к живому телу.

Пульг продолжал кудахтать:

– И ни одного пореза? Да, это добрый знак, Грилли, я тебя люблю!

И это тоже было правдой: несмотря на дьявольскую скорость работы, Грилли не причинил Фафхрду ни малейшего вреда. По-видимому, человек, лишенный возможности подрезать поджилки другому человеку, будет считать любой другой порез для себя оскорблением и даже пятном на своей репутации. Так, по крайней мере, решил Мышелов.

Глядя на лишенного растительности друга, Мышелов сам чуть было не рассмеялся. Однако этот порыв – и вместе с ним живейший страх за себя и за Фафхрда – тут же поглотило ощущение, что во всем этом деле было что-то не то, и не только по обычным меркам, но и в более глубоком оккультном смысле. Раздетый и бритый Фафхрд лежит, привязанный к шаткой узкой кровати…. не то, не то, не то! Мышелову снова почудилось, на сей раз гораздо более явственно, что Пульг, сам того не подозревая, выполняет какой-то таинственный обряд.