Фриц Лейбер - Мечи в тумане

Затем, сразу взяв быка за рога, он заговорил, но так, чтобы не услышали дети:

– Одни говорят, что сила Иссека в любви, другие – в честности, третьи – в отваге, четвертые – в мерзком ханжестве. По-моему, я один знаю правильный ответ. Если я прав, ты выпьешь со мной вина. Если нет, я разденусь до набедренной повязки, объявлю Иссека своим богом и повелителем и стану прислужником служки. Идет?

Фафхрд внимательно посмотрел на него и ответил:

– Идет.

Вытянув руку, Мышелов дважды постучал костяшками пальцев по телу Фафхрда сквозь грязную верблюжью шерсть – раз по груди и раз между ногами.

Оба раза при этом послышался чуть металлический стук.

– Мингольский панцирь и паховая раковина из Горча, – объявил Мышелов. – И то и другое обшито толстой тканью, чтоб не звенело. В этом и заключается сила и неуязвимость Иссека. Полгода назад они на тебя не налезли бы.

Фафхрд смущенно молчал. Потом широко улыбнулся и сказал:

– Твоя взяла. Когда мне платить?

– Сегодня днем, – шепнул Мышелов, – когда Бвадрес поест и ляжет вздремнуть.

Чуть хмыкнув, он встал и пошел прочь, осторожно ступая с булыжника на булыжник.

Вскоре улица Богов зашевелилась, и Фафхрда понемногу стали окружать зеваки, однако день в Ланкмаре выдался очень жаркий. К середине дня улица опустела, даже детишки забрались в тень. Бвадрес дважды прочел с Фафхрдом литанию, потом попросил поесть, прикоснувшись ладонью к губам, – в обычаях этого страстотерпца было принимать пищу именно в эту неудобную пору дня, а не прохладным вечером.

Фафхрд ушел и вскоре вернулся с большой миской тушеной рыбы. При виде такого количества пищи, Бвадрес вытаращил глаза, однако умял всю миску, рыгнул, попенял немного Фафхрду и улегся в обнимку с бочонком. Через несколько секунд на улице уже раздавался его храп.

Из арки позади них послышался тихий свист. Фафхрд встал и не спеша прошел под галерею. Схватив Северянина за руку, Мышелов потащил его в одну из нескольких занавешенных дверей.

– Пот с тебя льет рекой, друг мой, – мягко заметил он. – Скажи, ты носишь на себе это железо из осторожности или же это нечто вроде металлической власяницы?

Ничего не ответив, Фафхрд уставился на отодвинутую Мышеловом занавеску.

– Мне тут не нравится, – заявил он. – Это ведь дом свиданий. Меня могут увидеть, и что тогда подумают люди с грязными мыслями?

– А, семь бед – один ответ, – легкомысленно отозвался Мышелов. – К тому же пока тебя никто не видел. Входи скорее.

Фафхрд подчинился. Тяжелые шторы запахнулись за ними; теперь в комнату проникал свет лишь из окошка в потолке. Фафхрд вперился в полутьму, и Мышелов успокоил его:

– Я снял комнату на весь вечер. Она совсем близко от места, где ты обычно сидишь, мы здесь одни, никто ничего не узнает. Чего тебе еще?

– Пожалуй, ты прав, – неохотно согласился Фафхрд. – Но зря ты платил такие деньги. Понимаешь, малыш, я могу выпить с тобой только по одной. Ты в некотором смысле обманул меня, но я заплачу. Но только один кубок вина, малыш. Мы друзья, но наши пути разошлись. Так что только один кубок. В крайнем случае – два.

– Ну естественно, – промурлыкал Мышелов.

Глаза Фафхрда начали постепенно привыкать к полутьме, и он стал различать окружающие предметы. В комнате была еще одна дверь (тоже зашторенная), узкая кровать, таз, низкий стол, стул, а рядом с ним на полу несколько пузатых штуковин с короткими горлышками и большими ручками. Фафхрд пересчитал их, и его лицо снова расплылось в ухмылке.

– Семь бед, ты сказал, – мягко проворковал он своим прежним басом, не сводя глаз с каменных бутылей с вином. – Но я вижу здесь только четыре «беды», Мышелов.

– Ну естественно, – повторил тот.

К тому времени, как принесенная Мышеловом свеча уже стояла в небольшой лужице, Фафхрд осушал третью «беду». Перевернув кувшин над головой и дождавшись, пока ему в рот упадет последняя капля, он легко отшвырнул его в сторону, словно набитый пером мяч. Когда по полу во все стороны полетели каменные осколки, Фафхрд, не вставая с кровати, низко нагнулся, метя бородой пол, взял обеими руками четвертую «беду» и с преувеличенной осторожностью поставил ее на стол. Затем, взяв нож с коротким лезвием и придвинув лицо к кувшину так близко, что ему явно стало грозить косоглазие, он принялся кусочек за кусочком снимать с горлышка смолу.

Фафхрд больше не был похож на церковного служку, пусть даже свернувшего с праведного пути. Уговорив первый кувшин, он решил для пущей непринужденности разоблачиться. Власяница из верблюжьей шерсти полетела в один угол комнаты, детали обернутой тряпками брони – в другой. Оставшись в некогда белой набедренной повязке, он стал похож на тощего, обреченного на гибель берсерка или на короля варваров в бане.