Елена Хаецкая - Искусница

— Лучше я буду смотреть на мир вашими глазами, господин Тиокан, — предложила Деянира. — Объясните мне, чего вы от меня хотите, и я попробую помочь.

Он прищурился.

— Ишь ты, хитрая да гордая! Попробует она мне помочь, надо же… Тут, боюсь, никто помочь не сможет… — И увял. — Разве что ты… Выкормыш Морана. Да, выкормыш Морана — то, что надо. Для того я и рассказал тебе историю гобелена и вражды между Гампилами и Таваци.

— Господ Таваци я знаю, — кивнула Деянира. — Их мастерские занимают целую улицу. А вот Гампилы…

Он выдержал долгую выразительную паузу.

— Мелкие ремесленники, — закончила за него Деянира. — Большая часть членов этой семьи так навсегда и застряла в подмастерьях. Нет ничего почтенного в том, чтобы называться Гампилами, — позорное клеймо предательства с их имени несмываемо. Им приходится платить гораздо более высокие подати, потому что вина их перед городом огромна и не окупится никакими деньгами. Я слышала об этом на собраниях гильдий, — прибавила Деянира скромно.

Она слышала об этом — и притом в самых нелицеприятных выражениях — на пирушках подмастерьев, но признаваться в подобных вещах ей не хотелось. Впрочем, Тиокан и без того вполне отдавал себе отчет в том, каковы информационные источники Деяниры. От ее невинной лжи он просто отмахнулся как от чего-то совершенно несущественного.

— Глупости. Чем вызван слух о предательстве Гампилов?

— Очевидно, самим их предательством.

— Теперь, когда я рассказал тебе истинную историю вражды и гобеленов в Гоэбихоне, ты должна понимать, что все это ложь и клевета. Не Гампилы якшались с пиратами, а Таваци.

— Да. Но в городе считают иначе.

— Более того, если ты внимательно слушала, Деянира, ты обязана понимать: иначе все и происходило. Джурич Моран ухитрился поменять прошлое. Однако далее козни Джурича Морана не отменяют того, что было на самом деле. Недаром Хетта Таваци обмотала нитку вокруг указательного пальца. Эта мудрая женщина догадывалась, что только таким способом ей удастся сохранить свою память в неприкосновенности. Но как только нитка сгорела, Хетта вошла в несуществующее прошлое, как и все остальные. А запись сохранилась.

— В книге уставов. Понимаю, — кивнула Деянира.

— И только хранители уставов ее читают.

— Почему же вы рассказали об этом мне?

— Попробуй назвать несколько причин. Докажи мне, что ты стоишь доверия. Убеди меня в том, что ты не полная дура.

Деянира призадумалась и наконец высказала первое предположение:

— Сколько бы я ни старалась стать здесь своей, для Гоэбихона я — чужачка. У меня нет здесь родни, поэтому Таваци и Гампилы одинаково мне безразличны. Мои предки не пострадали от пиратских набегов. Поэтому я могу служить истине, не подтасовывая факты и не изменяя мир себе в угоду.

— Иными словами, тебе все безразлично, кто из двоих одержит верх, — кивнул Тиокан. — Видишь ли, все хранители, как бы ни были они объективны, все-таки в душе остаются на стороне одной из соперничающих семей. Это неизбежно. Но ты — чужачка. Тебе действительно все равно.

Деянира молчала. На глазах у нее вдруг выступили слезы. Тиокан заметил это и забеспокоился:

— Что с тобой? Ты больна? Дурно себя чувствуешь?

— Просто грустно, — вздохнула девушка.

— Почему? — насторожился Тиокан. — Жалеешь Таваци?

— Нет, это из-за того, что я — чужачка. Всем. Всегда. И ничто этого не изменит.

— На самом деле в Гоэбихоне имеется средство все переменить, — сказал Тиокан. — Ну-ка продолжим испытание твоей сообразительности.

— Гобелен, — кивнула Деянира, вытирая глаза. — Гобелен, который соткал Джурич Моран. Он ведь заповедал хранителям гобелена, чтобы они никогда и ничего в нем не изменяли.

— Точно! — воскликнул Тиокан. — А теперь ответь мне, умница: как, по-твоему, выполнили Таваци завет Джурича Морана?

— Нет, — сказала Деянира. — Однозначно, нет.

— Они начали переделывать узор по своему усмотрению, — кивнул Тиокан. — Хранители уставов пытались отслеживать любые вмешательства, но далеко не всегда им это удавалось. Известно, например, что девушка из семьи Таваци влюбилась в парня из семьи Гампилов, и мать этой девушки, дабы пресечь всякие попытки ввести в их дом презренного Гампила, попросту изобразила кое-что на гобелене. Ей не составило труда пробраться к сундуку, где заперто было семейное сокровище, вытащить гобелен и внести туда изменение.

— А что она изобразила? Ведь картина на гобелене касалась лишь пиратского набега.