Елена Хаецкая: Искусница

— Ха, ха, ха. А теперь за работу.

И Хетта подала ему корзину с нитками.

Над «Освобожденной Любовью» Моран работал десять дней. Никто не хотел верить в то, что этот гобелен создал ученик и, более того, — за столь короткий срок. В ответ на восхищенные вопросы Моран горделиво отвечал:

— Я, кажется, заранее предупреждал, что я — Мастер.

Услышав столь самонадеянное заявление, господин Таваци нахмурился:

— Никто не смеет называться мастером, пока не получит подтверждение от гильдии и не обзаведется собственной мастерской.

У Морана было такое хорошее настроение, что он только отмахнулся:

— Да бросьте вы! Подтверждение от гильдии! Кому оно нужно, если факт мастерства налицо…

Господин Таваци вспыхнул, но Моран, смеясь, схватил его за руки и крепко сжал их.

— Перестаньте на меня сердиться. На меня нельзя сердиться, учтите. Я вообще скоро уйду из Гоэбихона. Закончу вот одно дельце — и сразу уйду.

Не похоже было, чтобы это обещание сильно успокоило хозяев дома. Но спорить с Джуричем Мораном никто не решился. Пусть все идет своим чередом. По крайней мере, Моран не желает зла, напротив, всеми силами старается приносить пользу.

Оставшись со своим учеником наедине, Хетта Таваци спросила:

— Что теперь ты задумал, Джурич Моран?

Он сразу утратил всякую веселость. Стал озабоченным, хмурым. Даже на «Освобожденную Любовь» смотреть не хотел. А что на нее смотреть — пройденный этап. Некая идея полностью завладела Мораном. Он расхаживал взад-вперед по мастерской, жадно поглядывал на станок, тискал пальцы и вздыхал. Хетта, недоумевая, следила за ним, но заводить разговор не спешила.

Наконец он остановился и резко развернулся к ней.

— Скажи мне, Хетта, что бы ты отдала за то, чтобы… чтобы ничего этого не случилось?

Она почувствовала, как в душе у нее все сжалось. Опасность, страшная опасность надвигалась на нее саму и на всю семью Таваци, Хетта ощущала это всем своим естеством. Как и положено матери, охранительнице, она страшилась этой неизвестной опасности. Но имелась еще одна ипостась Хетты — отчаянная, склонная к авантюрам. И вот эта ипостась жадно тянулась к Морану и заранее ликовала.

— Что ты затеваешь, Джурич Моран?

— Сперва ответь мне, Хетта Таваци, ответь мне честно и искренне, как если бы я был ближайшим твоим кровным родственником, — что бы ты отдала за то, чтобы ничего этого не случилось?

Он был очень серьезен. Его глаза пылали зеленым огнем — так ярко, казалось, они не горели еще никогда. Он весь дрожал от возбуждения, плечи его тряслись, руки беспокойно бегали по подолу рубахи и цеплялись за пояс.

И в третий раз Моран повторил свой вопрос:

— С чем бы ты согласилась расстаться навсегда, Хетта Таваци?

Теперь она застыла на краю пропасти. Сладостной пропасти, откуда можно выйти живым и преображенным, но где можно и сгинуть навеки, истлеть и превратиться в сладость.

Десятки нитей Моран вложил в ее руки. Она ощущала их натяжение. Они подрагивали, как вожжи, удерживающие горячих коней. Нити чужих жизней, которыми сейчас она могла распорядиться по собственному усмотрению.

Хетта закрыла глаза, чтобы полнее воспринимать происходящее. Сияние заливало мир, и безумный снег хлопьями сыпался на землю.

И когда Хетта Таваци подняла ресницы, первым, что она увидела, были зеленые огни с россыпью золотых точек — глаза Джурича Морана. Он жадно всматривался в ее лицо.

— Ты согласна? — прошептал он.

— Ох, Моран!.. — Она вскинула руки и обхватила его за шею. — Моран! Джурич Моран! Ох, Моран!..

Уткнувшись лицом ему в грудь, Хетта заплакала, и безопасно, тихо, окутанная нежностью погрузилась в ту самую пропасть, о которой только что с таким ужасом грезила.

— Этот гобелен, — сказал Джурич Моран, — не должен быть выставлен на всеобщее обозрение. Он заключает в себе великую тайну семьи Таваци. И вы запомните только это — но запомните накрепко. Что до остального, то это напрочь выветрится из ваших голов. Сейчас вы все еще отдаете себе отчет в том, какие события происходили в вашей семье и в Гоэбихоне на самом деле. Вам известно, что бедняжка Иман, дочь Хетты Таваци, родила ублюдка по имени Номун; что ублюдок этот вместе со своей безумной матерью погубил многих сограждан, в том числе и Готоба, второго сына Энела Таваци; что Хетта Таваци в конце концов поднесла своей дочери отраву и тем самым попыталась избежать большего позора. Все это вам известно.

Он медленно обвел глазами собравшихся.