Юлия Галанина Array - Мельин и другие места

А кто же тогда?

Ответить не мог. Пытался рыться в памяти, но пару секунд спустя заметил, что не такая она и длинная. Совсем короткая. Ранние воспоминания — пробуждение в склепе. И ничего. Даже имя за обрывом, как и прошлое, словно только явился на свет.

Что за чепуха?

Пустота гнела сильнее любых тяжких воспоминаний, но мысли прояснились, точно окунул голову в мерзлую воду.

Кто же ты, Парень? И как тебе отсюда выбраться?

Парень — подходящее имя.

В камере нет и намёка на выход. Пуще — кладка однородна, без подозрительных камней, подсказывающих — ход, через который попал сюда.

Он приблизился к стене, взгляд напряжённо блуждал по камням. Давай, подскажи мне. Стена молчала.

Протянул руку, ладонь легла на шершавый камень, несло холодом. Пальцы занемели, холодок взмыл к запястью, кости заломило. Хотел убрать, но пришла мысль: ты можешь выбраться. Нужно лишь попытаться. Он нажал сильнее, пальцы продавили верхний слой, возникло небольшое облачко пыли. В следующую секунду он затаил дыхание — от плеча по жилам растеклось знакомое тепло.

Кожа покраснела, жутко вздувшаяся вена налилась пурпуром. Волоски вмиг съежились, свернулись. И рука взорвалась болью. В глазах померкло, в ушах звон, прерываемый странным треском и шипением. Чувство, как выплеснул на себя котелок с кипятком, каждый участок кожи жгло, тысячи раскалённых игл впились в мышцы.

Тело повлекло вперёд, с криком боли он падал, слышался грохот рушащихся стен, взвилась стена пыли. Затем — тишина.

Лежал, обломок колол бок. О-о… что это было? Раскрыл глаза, но долго видел лишь яркие сполохи. Когда зрение вернулось, попытался подняться, со второй попытки удалось.

Впереди стена, посреди зияет пролом. В проломе — серые стены бывшей тюрьмы. Я смог. Смог!

Радость наполнила, спрыгнул с груды камней, ощутил, как лицо расплывается в улыбке. Не сразу понял, что боль ушла, не оставив и воспоминаний. Только тогда глянул на руку. И обмер.

Кожа сменилась изумрудными пластинками чешуи, меж пробегали алые прожилки, едва заметно пульсируя. От кисти начиналось длинное выгнутое лезвие, похоже — продолжение кости, тёмное, заточенный край кровожадно сверкал. У основания костяной нож обхватывало странное вздутие плоти, под чёрной кожей выпирали продолговатые мышцы.

ТВОЁ ОРУЖИЕ, СЫН МОЙ.

Тропка бежала вперёд, уводила прочь от болота, от забытого Роммула. Келлос шагал быстро, он спешил достичь родного дома, хотелось обнять мать, отца, весело хлопнуть по плечу братьев.

Поцеловать Амоллу.

Старался не вспоминать, что пару часов тому мечтал стать легионером, навек связать жизнь с панцирем и гладиусом, мечтал убивать нелюдь: гномов, Дану, стальным сапогом стоптать восставших хеддов и морматов. Всё позади, мужественный лик Императора постепенно выветрился из памяти.

Кто-нибудь из деревни всё равно присоединится к Легионам, кто-то вместо меня будет рисковать жизнью, завоёвывая уважение нашего благословенного правителя. Но не я.

Лесной дух освежил голову. Солнечные зайчики играли на лице, весело дразня веки, верещали птахи. Будто мир радовался его возращению. Куда девались вчерашние грозовые тучи? Келлос улыбнулся. Стезя легионера не по нему.

Быть может торговые гильдии? Сейчас, когда вера в легионеров подточена, они в почёте. И нужда в них большая, недавно Император издал манифест о поощрении купцов. И сам найду место в жизни, и семью смогу поддержать. Только вот придётся перебираться в Бринзий…

Взором упёрся в землю, думы заполнили сознание, пред глазами он видел не петляющую тропу, а бесконечные караваны, богатый дом в Мельине, всегда улыбающуюся Амоллу с ребёнком на руках. Их ребёнком.

Когда наконец очнулся, из-за стволов показался крайний дом, маячил кривой забор. От тропы отделилась узкая стежка — к погосту, а сама она влилась в дорогу к Дензбору, селению Келлоса. В душе шевельнулось, как на солнце набежало махонькое облачко.

Дорога была безлюдна. Одежду задел набежавший ветерок, по спине прошлась рябь мурашек. К чему бы? Прежде предчувствия не посещали. И волнение не встревожило.

Но через минуту сердце часто забилось, глаза расширились, твёрже застучали ботинки, вскоре перешёл на бег. Воздух бил по лицу, но в голове мысль: дым, дым над Дензбором, чёрный дым!

Вокруг потемнело от сажи, трещал огонь, сжирающий жилища людей. Из окон первого дома вырывались багровые языки, воздух трепетал от жара, догорали занавески. Другое жильё обречено, пламя буйно гудело, скача по крыше.