Софья Ролдугина - Все кошки возвращаются домой

— Не торопи меня. И полежи хоть минуту спокойно!

— Я стараюсь. Но у меня холерический темперамент.

— О, боги, и где слов таких нахватался!

Изолировать пораженную часть потока у меня худо-бедно получилось, хотя Аксай дважды терял сознание во время операции. Я начала понимать, почему Древний выбрал именно меня. Во-первых, из-за ранг эстаминиэль — высокий уровень позволял манипулировать силами такого масштаба, что они просто выжигали лишние нити. Во-вторых, я была ученицей целителя, а значит немного смыслила в энергетических потоках. В-третьих, визуально-тактильный способ восприятия магии позволял управляться с самыми тонкими и хрупкими связями, не разрушая их.

Как уничтожить «пиявку» прежде, чем, она искорежит потоки, я тоже сообразила. Достаточно было наполнить изолированный отрезок тьмой. Моя сила разрушит зараженную часть потока, а заодно и связь с этим, как его… Томасом Штайном.

А что касалось «якоря»… Кажется, я придумала, что с ним делать. Нужна была эмоциональная связь — любая привязанность. Дружба, вражда, даже яркие взаимные воспоминания сошли бы.

Только бы получилось.

— Аксай?

— Ась?

— Сейчас будет очень больно. Постарайся, пожалуйста, меня не убить случайно, ладно?

— За кого ты меня принимаешь? У меня хорошие инстинкты.

— Поверь, сейчас тебе будет не до инстинктов. Тем более «хороших». И, если можно… Постарайся не кричать. Я могу потерять концентрацию, и…

— Не объясняй. Понял уж. Эх, два раза не помирать, а один не миновать… Начинай, что ли.

— Хорошо. И, Аксай…

— Что?

— Прости.

У меня слегка кружилась голова, но мысли были удивительно ясными, а руки совсем не тряслись. Дэйрова школа. Жаль, что прежде мне не доводилось работать с такими сложными материями…

Но все бывает впервые.

Самое главное — успеть уложиться в семнадцать секунд. Больше Аксай просто не выдержит.

Итак, начали…

…один…

Я наполняю своей силой изолированный отрезок энергетического потока. Аксай дергается, но молчит.

…два, три, четыре, пять, шесть, семь…

Тьма разъедает «пиявку», как пламя — тонкий полиэтилен. Несколько капель попадает и в основной поток, и Аксай начинает поскуливать — сначала тихо, потом все громче и громче, пока скулеж не переходит в звериный вой.

…восемь, девять…

Выхватываю наугад несколько прочных нитей и буквально впаиваю их в то, что составляет суть Аксая. Вой захлебывается хрипом.

…десять, одиннадцать…

Замыкаю нити на себе. Они врастают в клубок связей почти мгновенно, и…

…двенадцать.

Все, справилась. Даже раньше, чем думала. Отмучилась.

И отмучила.

— Эй, Аксай, — я осторожно тронула скорчившегося демона за плечо. — Ты как? Жив?

Он с трудом разлепил глаза. С тремя зрачками. Интересно, это нормально?

— Жив, — прохрипел Древний и улыбнулся. Губы у него были серее пепла. — Твоими молитвами, видать, — его ладонь легла мне на щеку, и я только сейчас поняла, что плачу. Нервное, похоже. — Ты молодец. А теперь спи.

Перед лицом закружилась золотистая пыльца.

— Что? — глупо удивилась я — и отключилась.

Первой моей мыслью после пробуждения было лаконичное «Убью!». Затем я постепенно осознала, что чувствую себя неплохо. Аксай не просто свалил меня на пол, а пристроил со всем комфортом. Диван оказался довольно мягким, одеяло — теплым. Комнату заливал свет заходящего солнца. На столике и у изголовья лежало блюдо, накрытое выпуклой крышкой, и стоял термос, под который чья-то шаловливая рука подсунула сложенную вчетверо записку на розовой бумаге.

На подносе оказалась еще одна пицца, украшенная двадцатью свечками. В термосе — кофе, пусть и сладкий, но все-таки вкусный. А записка гласила:

«Нэй, свет очей моих!

Ты и вправду прелесть. Прости, что сомневался в тебе и провернул эту некрасивую интригу с клятвой на жизни. Ты чудо! Живодерка, но такая специалистка! До сих пор коленки трясутся при воспоминании о том, что ты делала со мной на этом диване… (зачеркнуто) в общем, просто трясутся.

Я рад был бы провести с тобой остаток своих дней, но ветер свободы уже наполняет мои паруса и так далее, и тому подобное. Клятвенно заверяю тебя, что свою часть договора я выполню. То, что спасет твою жизнь, уже с тобой. Информацию об отряде я подкину в ближайшее время, потому что мечтаю, чтоб все они сдохли, как Томас (зачеркнуто) хочу поспособствовать победе добра.

Целую тебя тысячу раз (и пусть твой растяпа-князь плачет от ревности).