Вера Камша: ТАРРА. ГРАНИЦА БУРИ. Летопись вторая.

— Цепи?

— Вытравлены! В струну, как бы не лопнули! — проорал старина Клаус, сопоставивший странное пятно посреди моря, взгляды Счастливчика и то, что он даже не пытается штормовать, как полагается в открытом море.

— Когда лопнут, тогда и думать будем, — огрызнулся Рене. Боцман не обиделся, но сердце его нехорошо сжалось. Клаус не боялся ни моря, ни ветра, но всяческой нечисти не переваривал и давно уже сообразил, что в этом шторме есть нечто неправильное и что капитан знает куда больше и просто не хочет раньше времени пугать людей.

То, что с ними пошла лишь половина команды и что капитан отделался от семейных и молодых, намекало, что они не вернутся, но красная обветренная физиономия Клауса осталась невозмутимой. Слегка переваливаясь, боцман отошел, испустив привычный хриплый рев: «На баке! За канатом смотреть!» Прошла неимоверно долгая четверть часа, «Созвездие», несмотря на все усиливающийся ветер, держалось на якорях и не дрейфовало. Но рано или поздно поддается даже железо. Очередной порыв, и корабль, вздрогнув, рванулся с места. С бака донесся мерзкий отрывистый лязг, примчавшийся матрос, перекрывая рев бури, доложил об очевидном.

Корабль, точно обрадовавшись долгожданной смертельной свободе, резво понесся по ветру. Немедленно брошенный запасной якорь выдержал всего ничего. «Созвездие» ненадолго остановилось, неистово дергаясь, и цепь лопнула, словно срезанная ножом.

Совсем беспомощный, без якорей и магической защиты, корабль стремительно несся к белесому круглому пятну. Не было произнесено ни слова, да и вряд ли что-то можно было услышать в издевательском реве бури, но все как-то сразу поняли неминуемость гибели. И то, что она будет страшнее обычной смерти в океане.

Отступившиеся от эландцев морские духи с бесстрастной жестокостью глядели на горстку обреченных, затерянных среди высоких черно-свинцовых волн, которые прыгали вокруг «Созвездия», словно стая гончих вокруг загнанного зверя, валяя корабль с боку на бок и то и дело вкатываясь верхушками на палубу. На обычно спокойных лицах маринеров застыл ужас, их глаза в последней исступленной надежде были устремлены на капитана, а тот словно прирос к мостику, лихорадочно выискивая возможность спасения людей и корабля.

Выхода не было, да и не могло быть. Прошлый раз его спасло чудо, но другие погибли… Он поклялся никогда не приближаться к этому проклятому месту! И сунулся в самую преисподнюю, да еще и не один. То, что именно он стал убийцей всех этих людей, смотревших на него с молчаливой мольбой, было невыносимым.

Гибель в открытом море не страшила бы маринеров, если бы не этот проклятый туман! Если бы корабль сидел на камнях или был переломлен гигантской волной! Если бы в глаза смотрела честная смерть, а не эта слепая неизвестность!..

В моих ушах еще стоял страшный крик гибнущей рыси, а меня уже тащило куда-то, и не было силы, которая могла бы остановить это движение. Я летела вниз и вниз, земля подо мной разверзлась, и я оказалась в какой-то узкой трубе с радужными стенами. Я проваливалась в пустоту, чувствуя касание этих стен, блестящих и гладких, словно бы стеклянных. Впрочем, даже будь они из гранита, это ничего не изменило бы — мои руки были вытянуты над головой, бедра касались стен туннеля, движение становилось все быстрее и быстрее. Я не могла ничего предпринять, разве что запрокинуть голову и смотреть на стремительно уменьшающийся черный круг — горловину, в которую я провалилась. Она сжималась, превращаясь в темную точку, казавшуюся на фоне ярких, меняющих свет стен звездой… Темной звездой! Потом погасла и она, и семицветный змей окончательно поглотил меня.

Не знаю почему, но я не догадалась закрыть глаза, и чудовищная пляска цвета выжигала разум и память. Исчезало недавнее, исчезали туманные детские впечатления и страхи. Смерть — это не замершее сердце, смерть — это забвение жизни! Лица, звуки, жесты, ощущения боли и наслаждения — все вымывалось мерцающим потоком, а тонкий омерзительный свист на пределе человеческого восприятия сводил с ума.

Бравурное безумие поглощало меня, и вскоре в моей бедной голове осталась только одна мысль. Рене! Я жива. Он тоже жив. Я должна вернуться к нему! Я должна его найти! Я вернусь, вернусь, вернусь…

Свист неожиданно прекратился, пульсирующие стены расступились и погасли. Падение продолжалось, но на смену семи цветам — если я выпутаюсь, клянусь носить только черное! — пришла благословенная тьма, прерываемая редкими сполохами. Затем огней и огоньков стало больше, они сходились и расходились, принимая самые прихотливые очертания.