Дмитрий Башунов - Ангелы над Москвой

— Вот, — прозвучал спокойный голос, тихий и доброжелательный. — Возьми этот порошок, немного, и добавь в тигель со стеклянной массой.

Ученый обернулся и вгляделся в говорившего. Высокий, судя по всему, сильный и молодой мужчина в длинном светлом плаще с капюшоном качал ручку меха. Юных помощников не было…

— Учеников твоих я отпустил домой.

— Почему ты распоряжаешься в моей лаборатории? Разве ты царь?

— Не царь, — ответил мужчина. — Но распоряжаюсь, при необходимости — и царями… Да ты не беспокойся: просто уже поздно, дети устали, а тебе нужно, чтоб кто-то качал меха. Вот я и пришел к тебе. Я — твой создатель.

— Создатель? — удивился ученый. — А я никогда в тебя не верил…

— Нет, — рассмеялся пришелец, не бросая качать воздух в печь, — нет! Не верил ты в Бога, а я — Создатель.

— А разве ты и Бог — не одно и то же? — изумился ученый.

— Ну, что ты, — ответил Ксор, — нет, конечно. Бог — он отец всего. И я — его творение, и души ваши — его творение, и планета эта. Я только жизнь у вас тут организовал, да вас вот воспитываю, как могу… Ты порошок-то отмерь, в тигель высыпь. Самое время…

Ученый засуетился, отыскал ложечку, зачерпнул. Высыпал, стал перемешивать деревянной палочкой. Деревяшка сгорала, но стекло оставалось чистым.

— Минут пять нужно для полного растворения? — уточнил Ксор.

— А что это за зелье? — поинтересовался ученый.

— Не зелье. Окись металла, — ответил Ксор.

— Если мягкого, то хватит и пяти минут, — подтвердил ученый. — Но скажи мне… Э-э-э…

— Ксор, мое имя — Ксор.

— Н-да, извини, Создатель, конечно же, Ксор… Но скажи мне, Ксор, помочь мне ты пришел — ведь не случайно?

— Разумеется, не случайно. То, что ты задумал — очень важное дело.

— Вот как? Значит, мое желание рассмотреть устройство материи через стеклянный шарик — верное?

— Очень верное и очень своевременное, — сказал Ксор. — Пора тянуть стекло. Где твоя гребенка?

Ученый достал выкованную из железа гребенку с длинной рукоятью, нагрел ее, опустил зубчиками в стеклянную массу и медленно поднял. За каждым зубцом тянулась тонкая нить, стеклянная паутинка. Ученый осторожно отрезал нити над самой поверхностью расплава, поднес гребенку к столу и стал аккуратно отламывать тончайшие стеклянные палочки. После взял один отломок, внес его кончик в пламя очажка, по-прежнему раздуваемого Ксором, дал стеклу нагреться и собраться в маленький шарик идеально правильной формы.

Еще час или два были посвящены изготовлению шариков всех возможных размеров. В свете живого огня каждый из них был кристально чист и прозрачен.

— Ну, окончательную проверку сделаешь при солнечном свете, — сказал ученому Ксор. — Половину точно придется выбросить…

— Что ты, что ты, — захлопотал ученый, — они — великая драгоценность. У меня так мало твоего порошка…

Ксор рассмеялся.

— Экспериментируй с окисями металлов до конца жизни — и тебе удастся сочинить несколько рецептов замечательного стекла. Кроме того, подскажу: рассматривать мир лучше не через круглый шарик, а через сплюснутый. И еще подскажу: чтоб лучше видеть то, что за шариком, хорошенько освещай и немножко подкрашивай объект наблюдения. Все! Больше я тебе не нужен. Обо мне не рассказывай: все равно тебе не поверят, а за бредни угодишь в сумасшедшие.

Большой наклонный зал лекционного корпуса главного университета страны пестрел разноцветными одеждами студентов, занявших последние ряды; поблескивал очками и лысинами ученых, сидевших пониже; пах сердечными лекарствами маститых академиков, устроившихся в первом ряду.

Докладчик заканчивал подробный отчет о пятидесятилетнем эксперименте по поиску инопланетных цивилизаций. Он был не молод, не богато одет. На его сюртуке одиноко поблескивал лауреатский знак, изрядно выцветший от времени. Речь докладчика отличалась крайней точностью и сухостью. Но глубокое разочарование в произносимых словах чувствовалось. Шутка ли — вся жизнь ушла, все методы испробованы, уйма государственных денег угроблена, а результат — строго нулевой!

Конечно, усилий никто не оставит, начатого дела не бросит, и мониторинг вселенной на предмет проявления разумной жизни будет продолжен. Но интенсивным поискам — конец. В силу их полной бесперспективности.

После перерыва начались прения по докладу. Иностранному гостю академии, подавшему прошение о выступлении одним из последних, к трибуне удалось подобраться только в самом конце. Да и слово ему дали больше из вежливости: что может сказать неизвестный иностранец, если все варианты уже рассмотрены, обдуманы, проделаны — и оказались безрезультатными?