Олег Аникиенко - Свергнутые боги

– Машины стоят, несмотря на утро, значит, кабак рассчитан на более требовательных клиентов и котируется, – объяснил свой выбор Сусел.

Зайдя внутрь, они увидели, что занято два столика: за одним сидела семья – муж с женой и двое детей лет по восемь – десять; за вторым – грузный мужчина лет пятидесяти и лысоватый паренек, который при ближайшем рассмотрении, правда, оказался худощавым мужчиной лет тридцати пяти.

– Ты привел, ты и выбирай, – указал Суселу в сторону буфета Николс.

– Не вопрос, насяльникама, – заулыбался тот всеми своими гнилыми зубами, удаляясь.

Компания уселась за столик, соседний со столиком двух мужиков, посчитав, что от детей будет слишком много шума и их не заглушит негромко работающее радио с легкими башкирскими национальными мотивами. Рябой бросил ключи на середину стола, по-видимому показывая этим, что передает эстафету следующему водителю. Три большие спортивные сумки положили под стол.

Соседи настороженно осмотрели друг друга. Перед двумя мужчинами не было никакой посуды. По тому, как они теребили выцветший листок, выполняющий роль меню, было понятно, они тоже только зашли.

Николс зевал, Рябой, по-видимому, тоже потребности в общении не испытывал, а Стольник не испытывал желаний вообще, поэтому все сидели молча, и им невольно пришлось слушать соседей по столику.

– Мироныч, зачем ты меня сюда затащил, не пойму? Ведь мы почти приехали! – спросил у толстого его худощавый напарник.

– Ты, Серега, сам подумай, какая там суета. Они супермаркет завтра с утра открывают, а у них сигнализация не настроена и кассовая программа вылетела. Мы как приедем, весь день сегодня будем операционку переустанавливать, чтоб к вечеру кассовую программу запустить. Ты думаешь, нас поесть куда-нибудь выпустят? В лучшем случае сухомятку какую-нибудь организуют, – пояснил толстяк.

– Завтра чем будем заниматься?

– Завтра, в день открытия, будем тревожную сигнализацию восстанавливать и в лучшем случае к вечеру запустим, тоже не попируешь.

– Ты думаешь, они магазин откроют без сигнализации и без тревожной кнопки? – с сомнением поинтересовался худощавый.

– Поверь моему жизненному опыту, запустят в любом случае. Тут мне сказали, что весь район на ушах стоит, ждут открытие нового крупного продуктового супермаркета с нетерпением, а хозяин жадный до денег, он в любом случае откроет магазин, даже если мы один кассовый аппарат запустим, а не все, – хмыкнул толстый. – Не зря же нас из Уфы дернули за сто тридцать километров, торопится очень, даже стерлитамакским программистам не доверился.

– Не поэтому нас вызвали, а потому, что установка входит в цену операционки, а ты сам сказал – хозяин жадный до денег.

Стольник увидел, что Николс напрягся и весь обратился в слух. Глядя на него, Харитон понял ранее услышанное выражение: «ушки на макушке».

Подошел Сусел и, с шумом опустившись на стул, жизнерадостно обратился к ожидающим завтрака спутникам:

– Короче, пацаны, как и подозревал, бешбармака у них не оказалось, так я, хоть и утро, и супца заказал. Жидкой баланды похлебать по-любому надо, два дня нормально не жрали, ну и на второе гуляш взял, говорят, бодрый и цена смешная: по сто сорок рублей на рыло вышло.

Взгляд Николса пронзил его жестким укором. Соседи прервали свой диалог.

– Ты бы, Василий, сил для мамкиных харчей поберег, нам всего-то ехать километров пятьдесят осталось до родной деревни, – нарочито громко ответил ему Николс, напряженно сжимая скулы.

Услышав условное обращение чужим именем, Сусел напрягся и замер.

– А, ну да, быстрей бы уже мамку увидеть да девок соседских пощупать, – подыграл он и замолк.

Подошла официантка, черненькая миловидная девушка, поставила несколько тарелок с едой и два бокала с чаем на соседний столик, после чего мужчины стали ускоренно поглощать пищу.

– Вот какая! Я бы ей запердолил, – плотоядно осмотрев официантку, едва слышно процедил Сусел.

– У тебя первая ходка по юности за изнасилования чуть вроде не состоялась? – ощерился Рябой. – Если тебе повезло откупиться и не сесть, это еще не значит, что всегда будет так переть. На зоне за изнасилование опускают, и насильники кукарекать начинают.

– Пошел ты! – выпучив глаза громким шепотом, процедил Сусел. – Мне всегда все проканывает! Я тогда смог договориться, чтоб телка забрала заяву, и не сел, значит, и не было этого. Запомни, я счастливчик! Кого хочу, того и имею.

– Ну, смотри не сглазь свою удачу, – с показным безразличием произнес Николс. – Удача – она телка капризная. За все могут призвать ответить, так что не беспредельничай, особенно когда в нашем кругу двигаешься.