Кира Измайлова - Страж перевала

— Оно и видно, совсем худая да бледная… На родителей до чего похожа! Глаза совсем отцовы — грозовые, темные, с просинью да просверком. А волосы материны. — Он осторожно коснулся выбившейся из моей косы пряди. — Эх, прежде были чистое золото, мягкие, словно шелк, любо-дорого взглянуть, хоть вышивай ими! А теперь солома соломой, уж прости…

— Говорят, это от болезни, — вспомнила я слова Мадиты. — Ну хоть вовсе не выпали, и на том спасибо. А и такие годятся, верно?

— Да, на равнинах который год поля ни градом не бьет, ни дождем не заливает сверх меры, рожь с пшеницей стоят в мой рост, — задумчиво произнес Раве. — Только колосья почти пустые, молоти не молоти — солома одна.

— То-то и пир сегодня скромный… — сообразила я.

— Вот-вот. Но нам про это знать не полагается, верно? И вот что, Альена. — Он наклонился к самому моему уху. — Думается мне, срок мой подходит к концу, и вряд ли мы еще свидимся…

— Дядюшка!

— Не перебивай! Я старше твоего отца больше чем вдвое, пора и честь знать. Так вот, запомни…

Он сказал всего несколько слов, явно не все, что собирался, но делать было нечего: князь прислал за мною слугу. Когда я подошла к нему, он ласково пожурил меня: дескать, негоже уделять время только одному гостю. Я извинилась, дескать, так рада была увидеть старого знакомца, так рада! А он поговорить любит, обо мне беспокоится, вот и расспрашивал, как мне живется. Не могла же я не поведать о том, как меня приняли в княжеском замке? А ему все не верилось, что я живу тут будто в сказке!

Князь благожелательно улыбнулся и поманил к себе сына.

— Райгор, отчего ты не пригласишь на танец свою невесту?

Тот заметно переменился в лице — ему вовсе не хотелось танцевать с долговязой (а я уже была почта одного с ним роста) девицей у всех на глазах. Однако князь Даккор был непреклонен — он умел показывать это одним взглядом, не прибегая к помощи слов, — и его строптивый сын вынужден был подчиниться.

— Позвольте… — Райгор церемонно подал мне руку, и я приняла ее, склонившись в придворном поклоне.

Он же обернулся к музыкантам и приказал:

— Играйте «Кружева»!

И тут я поняла, что Райгор решил посмеяться надо мною. Наверняка наставники докладывали о каждом моем шаге и слове, вот и мастерица-рукодельница сказала о моем желании плести кружева… Что ж, память у Райгора была хорошая, а шутить он любил зло, потому и выбрал этот старинный танец.

Его недаром назвали «Кружевами»: состоял он из бесчисленного множества сложных фигур, которые можно было чередовать произвольно, полагаясь на волю музыки, как опытная кружевница сочетает узоры, следуя вдохновению, но получалось такое далеко не у всех. Этому танцу давно уж не обучали как следует, потому как выбирали его разве что старики…

Райгор, как и некоторые другие, знал с десяток фигур: должно быть, его учил тот же старичок, что приходил на уроки ко мне. Только вот ни старенький наставник, ни тем более Райгор никогда не выходили в круг с горномогучими и уж тем более со среброликими — те могут и насмерть затанцевать, если сильно увлекутся… Бывало, все уже без сил повалились, едва дышат, а у этих еще перепляс во всю силу, чья возьмет — только земля дрожит да белые искры летят, будто даже звезды на небе подпрыгивают!

Я, конечно, так не умела, но и того, что помнила, хватило с лихвой. Давно я не испытывала такого веселья! Меня будто подхватило и понесло порывом ветра по кругу, по кругу, и чудилась тяжелая поступь горных соседей, и холодный резкий аромат гостей со снежных вершин, и дым костра, и веселые выкрики…

Первыми сдались остальные танцоры, и мы с молодым князем остались одни в большом кругу, образованном гостями. Ну а спустя некоторое время сдались и музыканты — им полагалось ускорять и ускорять темп, и они, непривычные к подобному разудалому веселью, вскоре утомились.

Гости восторженно захлопали, а Райгор отвесил мне галантный поклон, глядя с явной обидой.

— Что же, господин, — не удержалась я, — вы недурны в танце… Если б я не стерла подошвы до дыр, а музыканты не выдохлись, мы могли бы продолжить!

— Так сходите переобуйтесь и причешитесь, и продолжим, — не остался он в долгу. — Покуда вы заново соберете сноп, который по недоразумению именуете прической, музыканты как раз отдохнут.

Что правда, то правда — волосы у меня растрепались, ну так подумаешь…

Я перехватила взгляд старика Раве — он улыбался так, словно говорил: «Будь я лет на десять помоложе, ух и показал бы вам, как надо плясать „Кружева“!»